Орландо де Руддер - Альфред Нобель
В те времена было очень неприличным для женщины отвечать на объявления подобного рода. Баронессу, как и Берту, совсем не вдохновляла перспектива идти против приличий. Но письмо всё-таки было написано. И спустя сорок лет Берта написала в своих «Мемуарах»: «Так ещё раз в жизни я совершила то, что осуждалось общественным мнением. Ни один человек, заботящийся о своей репутации, не ответил бы на такое объявление. Но что было бы, если бы я этого не сделала?»
Итак, она ответила. В письме она поясняла, что вынуждена оставить старое место «по причинам личного характера». И в каком-то смысле это объявление пришлось кстати: что может быть более подходящим для человека, который желает забыть свою несчастную любовь, как не уехать, покинуть те места, с которыми связано так много воспоминаний, что пребывание в них становится невыносимым?
Ответ Берты положил начало её переписке с Нобелем. К сожалению, большая часть из этих писем не сохранилась. Как вспоминает Берта, Альфред писал ей «проникновенные и немного ироничные письма, полные грусти и меланхолии. У меня сразу же возник образ несчастного человека, избегающего общения и к тому же феноменально образованного, почти философа. Он одинаково хорошо писал и по-английски, и по-французски, и по-немецки».
Естественно, таким образом Нобель пытался проверить познания претендентки на место и степень владения иностранными языками. Эта переписка произвела на него приятное впечатление, и он выслал Берте деньги на дорогу до Парижа.
Неоконченный романАльфред лично приехал на вокзал, чтобы встретить Берту. В этом поступке нет ничего неприличного, но он всё-таки немного удивляет. Не лучше ли было прислать на вокзал дилижанс с кем-нибудь из своих слуг? Или это значило, что благодаря переписке Нобель уже сумел оценить девушку?
Пока, как он объяснил девушке, не будет готова комната в его доме, Берте несколько дней придется пожить в «Гранд-отеле», расположенном на бульваре Капуцинов. Возможно, добродушный Альфред, не доверявший женщинам больше, чем тем людям, с которыми он сотрудничал, поступил так, чтобы избавить её и себя от неприятных моментов, которые неизбежно пришлось бы им обоим пережить, если бы Берта ему вдруг не понравилась и он решил бы отказать ей в работе. Ведь пока она жила в гостинице, сообщить о таком решении и отправить девушку обратно в Вену не составляло особого труда.
Фрагмент из письма А. Нобеля
Берта была удивлена, увидев Нобеля на вокзале. Нет, её удивило не то, что Нобель приехал её встречать. Она была удивлена другим: его внешность была совсем не похожа на то, что Нобель написал в объявлении. В своих мемуарах она позже написала, что он произвёл на неё очень хорошее впечатление, и добавила: «В объявлении он назвал себя пожилым господином, и я ожидала увидеть болезненного и нервозного человека с почти седой бородой и обязательно седыми волосами. Однако на перроне я увидела чернобородого господина сорока трёх лет, небольшого роста, не красивого, но и не уродливого; его глаза светились гостеприимством, которое проглядывало сквозь обычное для него сумрачное выражение лица. Грустный и насмешливый — вот какой он был. И Байрон был его любимым поэтом».
Так Байрон или Шелли? Кажется, Альфред всегда предпочитал второго.
Нобель тут же по достоинству оценил молодую девушку. На следующий день он — опять-таки лично! — приехал за ней на своей самой лучшей упряжке (а мы помним, что Нобель был неравнодушен к удобным дилижансам, запряжённым красивыми лошадьми). Подобно соблазнителю — пусть очень сдержанному, но всё-таки соблазнителю — он повёз её на прогулку в Булонский лес. «Наша беседа, — вспоминает Берта, — становилась всё более оживлённой и увлекательной. В его голосе одновременно звучали и ирония, и грусть».
Берта наверняка чувствовала себя как девушка, которую сватают: она гуляла в Булонском лесу, затем по Елисейским полям с одним из самых богатых мужчин в мире. И этот мужчина несмело за ней ухаживал. Но к тому времени от её желания найти себе состоятельного мужа не осталось и следа. Она не думала больше об удачном замужестве. Нобель ей, конечно, нравился, но она по-прежнему любила Артура Гундаккара фон Зутнера и, несмотря на недовольство его матери, продолжала с ним переписываться.
Нобель, будучи крайне занятым человеком, всё же ежедневно выкраивал время для бесед с Бертой. А это говорит о том, что он очень ею интересовался. Берта была очарована своим хозяином: «Он умел говорить так увлекательно, — пишет она, — что, слушая его речь, я невольно замечала, что ловлю каждое его слово. Величайшим удовольствием было беседовать с ним, причём не важно, на какую тему — о мире или о людях, об искусстве или о жизни, или о сложных метафизических проблемах… Он страстно верил, что когда-нибудь люди станут совершенными и на земле установится порядок, подчинённый идеалам человечности и гуманизма; он презирал своих современников, которые своим творчеством или своими исследованиями препятствуют этому… Себя он презирал не меньше, а может быть, даже больше, чем остальных, но эти чувства он старался скрыть. Он считал себя отвратительным и был убеждён, что не способен вызвать никакой симпатии; он очень боялся того, что на него обратят внимание из-за денег. Возможно, что именно поэтому он до сих пор не женился. Он был поэтом и писателем, но никогда не публиковал своих произведений. Он показал мне большую поэму, написанную по-английски, объёмом почти в сто страниц, и я нашла её восхитительной».
Речь, конечно, идёт о «Загадке», поэме, которую Нобель написал в восемнадцать лет под влиянием Шелли. И в этом Нобель продемонстрировал странное для него решительное желание разделить с Бертой свои взгляды, что тем более удивительно, если вспомнить о недоверчивости Нобеля. Но его откровенность лишь шокировала Берту: однажды, когда он рассказывал ей о возможностях взрывчатых веществ, заинтересованная Берта спросила, могут ли они использоваться в военное время. И он ответил ей, что динамит для этого слишком слаб…
Одна из бесед Берте запомнилась особенно надолго. Нобель говорил ей о своём желании изобрести оружие, которое было бы настолько устрашающим и имело бы такую мощь, которая сделала бы любую войну невозможной. Другими словами, Нобель хотел, чтобы мир поддерживался при помощи страха. Мир? Берта Кински тогда ещё не знала, что битва за мир будет самым серьёзным сражением в её жизни…
Пока же мысли Нобеля по поводу взрывчатых веществ не внушали Берте никакого энтузиазма. Но вызванные ими растерянность и удивление прошли быстро. После встречи с Бертой Нобель написал одному из своих шведских друзей: «Мои глаза слишком слабы даже для того, что Библия понимает как высокое служение, — смотреть на прекрасных девушек. Говоря так, не думаете ли вы ненароком о той очаровательной гувернантке, которую я недавно повстречал в Вене? Она самая прекрасная — nес plus ultra[23]».
