Энтони Бивор - Падение Берлина, 1945
Гроссман провел некоторое время с Чуйковым во время боев за Познань. Чуйков расположил свой штаб на втором этаже реквизированной для военных нужд виллы[161]. В комнате, освещенной яркой лампой, было достаточно холодно. Телефоны беспрестанно звонили. Командиры частей докладывали боевую обстановку. В перерывах между телефонными переговорами Чуйков вспоминал, каким образом ему удалось разрушить немецкую оборону в районе Варшавы.
Выслушав очередной доклад, Чуйков обращался к карте и просил офицера на другом конце провода немного подождать, пока он наденет очки[162]. Гроссман вспоминал, что очки на его суровом и жестком лице выглядели достаточно странно. Он мог быть добродушным со своим окружением, но когда был зол на какого-нибудь подчиненного, то часто пускал в ход кулаки[163]. Гроссману удалось присутствовать при одном телефонном разговоре, когда Чуйкову доложили, что немцы пытаются прорваться из окружения. В ответ тот прокричал в трубку, что пусть немцы прорываются на запад. Когда они выйдут из города, их перебьют, как жуков. Немцы найдут там свою смерть. Никому не удастся уйти живым,
Чуйков все это время не переставал обижаться на решение Жукова оставить его для взятия Познани. Он саркастически удивлялся, как это столь опытная советская разведка могла упустить из виду такую деталь, что Познань является первоклассной военной крепостью. "Неужели никто не знал, что она является одной из самых мощных крепостей во всей Европе? Мы думали, что можем взять ее с марша. Но этого не получилось".
Пока Чуйков занимался Познанью, часть его армии вместе с 1-й гвардейской танковой армией продолжала двигаться в направлении мезерецкой линии обороны, восточнее Одера. Главной проблемой для советских войск стало теперь не германское сопротивление, а недостаточное снабжение передовых соединений. Железнодорожное полотно, как правило, уничтожалось немцами во время отступления. К тому же ширина колеи была уже, чем в Советском Союзе. В результате все снабжение войск осуществлялось грузовыми автомобилями — в основном американскими "студебекерами". Показательно, что в российской историографии достаточно мало уделялось внимания тому факту, что не будь поставок этих американских грузовиков по ленд-лизу, то наступление Красной Армии развивалось бы значительно медленнее. И могло так случиться, что западные союзники достигли бы Берлина раньше, чем советские войска.
Почти каждый советский ветеран, сражавшийся в Германии, помнит тот момент, когда его часть пересекла довоенную границу Германии 1939 года. Старший лейтенант Клочков, ветеран 3-й ударной армии, рассказывал: когда его подразделение вышло из некоего леса, то он и его бойцы вдруг увидели прибитую к столбу доску[164]. На ней было написано, что здесь начинается территория Германии. Советские солдаты входили на территорию гитлеровского рейха. Они с любопытством смотрели по сторонам. Германские деревни сильно отличались от польских. Многие дома были построены из кирпича или камня. Вокруг них аккуратно посажены фруктовые деревья, разбиты палисадники. Дороги находились в хорошем состоянии. Клочков, как и многие его боевые товарищи, не мог понять, зачем немцам, которых не назовешь глупыми людьми, нужно было так рисковать всем этим благосостоянием и вторгаться в Советский Союз.
От Познани Василий Гроссман пошел дальше к германской столице вместе с частью сил 8-й гвардейской армии. Политуправление армии повсюду вдоль дороги развесило плакаты: "Трепещи от страха, фашистская Германия, пришел час расплаты!"[165]
Гроссман был вместе с армией, когда ее бойцы грабили город Шверин. Все, что увидел, он записал в походную записную книжку. "Город был в огне, но грабежи продолжались… Из окна горящей квартиры выпрыгнула женщина… Пожары продолжались всю ночь… К коменданту города пришла женщина, одетая в траур, и молодая девушка. Лицо, шея, руки девушки были покрыты синяками. Слабым голосом женщина рассказала, что эту девушку изнасиловал солдат из штабной роты связи. Тот солдат также присутствовал здесь. У него было толстое красное лицо и заспанные глаза. Комендант города вел допрос всех троих присутствовавших"[166].
Гроссман отмечал ужас в глазах германских женщин и девушек. С ними теперь творились страшные вещи. Один образованный немец, коверкая русские слова, рассказал, что его жену изнасиловали в этот день сразу десять солдат. Советские девушки, освобожденные из лагеря, испытали ту же участь. Ночью некоторые из них нашли прибежище в комнате, предоставленной для военных корреспондентов. Посреди ночи вдруг раздался пронзительный крик. Один из корреспондентов вступился за девушек. Произошла дикая ругань между ним и солдатами, но порядок был восстановлен. Позднее Гроссман записал то, что услышал о судьбе одной молодой немецкой матери. Ее постоянно насиловали в сарае на ферме. Родственники молодой матери подошли к солдатам и попросили их оставить женщину в покое, поскольку ее ребенку пора кормиться грудью и он постоянно плачет. Все это творилось рядом с различными воинскими штабами и на глазах многих офицеров, ответственных за наведение порядка.
30 января, в день, когда Гитлер произнес свою последнюю речь к германской нации, представители немецкого командования осознали: то, чего они так боялись — непосредственной угрозы столице рейха, — является уже свершившимся фактом. Передовые части Жукова не только беспрепятственно преодолели мезерецкую зону обороны, но находились уже в пределах одного броска от Одера. В 7 часов 30 минут на командный пункт группы армий "Висла" поступило сообщение, что вся дорога от города Лансберг заполнена вражескими танками[167]. В этот район вылетела авиационная разведка.
Гиммлер настаивал на том, чтобы туда был срочно послан батальон танков "тигр" — единственный резерв, которым он располагал. Протест штабных офицеров не оказал на него никакого эффекта, поскольку рейхсфюрер убедил себя, что всего один батальон может разгромить целую советскую танковую армию[168]. Однако пятидесятитонные немецкие бронированные монстры были обстреляны советскими танками еще до того, как их сумели выгрузить с железнодорожных платформ. Батальон "тигров" понес тяжелые потери, а сам поезд вскоре отогнали назад, к Кюстрину. Гиммлер хотел отдать командира батальона под трибунал. Но в конце концов его убедили, что танки вовсе не приспособлены вести бой прямо на железнодорожной платформе, причем с наступающими и мобильными частями противника.
