Яков Наумов - Чекистка
— В Чистопольском уезде провал. Арестован руководитель местной пятерки, поручик.
— Причина провала?
— Пока не установлена.
— Грустно. Нужно выяснить. Кстати, этот арест опасен и для людей в городе. Поручик был с кем-либо связан здесь?
— Прошу прощения, — вмешивается в разговор Ольгин, — никакой угрозы и опасности нет. Все филиалы в отличном состоянии и полном порядке. За последнее время значительно пополнились людьми. Ведем работу в гарнизоне, кое-где связались с крестьянами. Удалось даже получить оружие на гарнизонном складе: там тоже свои люди.
— Телеграф, телефонная станция и железная дорога обеспечены людьми? — интересуется эмиссар.
— Да, всюду есть свои люди. Все ждут не дождутся сигнала.
«Дотошный эмиссар, — думает Винокуров, — опытный, видно. Хотя неопытного сюда и не пошлют, — внушает он себе. — Во все отверстия лезет. Почище любого ревизора. Еще финансами займется». Этого хозяину как раз и не хотелось бы. Сам того не замечая, он не делал большой разницы между своими деньгами и средствами организации. «А что, если эмиссар действительно заинтересуется финансами?»
Винокуров пытается увести гостя в сторону, отвлечь, заговорить. Он уточняет фамилии, дает характеристики членам организации, обрисовывает роль каждого, строит смелые гипотезы и говорит, говорит без конца.
Эмиссар охотно отвечает на вопросы. Он тоже демонстрирует свою осведомленность.
«Сразу чувствуется — не простой человек. Хорошо информирован о делах центра», — думает Ольгин.
Эмиссар дает советы, указания.
Приезжий поднялся. Поблагодарил любезную хозяйку, ее супруга, всех присутствующих за прием.
— А почему у вас так душно? — Не дожидаясь ответа, отодвинул ставню и приоткрыл окно.
Легкий ветерок пронесся по гостиной. Эмиссар облокотился на подоконник.
…Как завороженные смотрят на темное окно Олькеницкий, Вера Петровна, Фролов и рабочие порохового завода, мобилизованные на эту ответственную операцию.
Сколько прошло времени? Что там? Ожидание становится невыносимым. Каждый звук, дуновение ветерка заставляют вздрагивать, напрягаться… Скоро?
…Окно с шумом распахнулось. На остолбеневших хозяев глянули дула винтовок и маузеров.
— Руки вверх! — Это уже не тот гость. Исчезли ямочки, пропала любезность, очарование, светскость. «Господина эмиссара» как не бывало.
В квартиру предводительствуемые Олькеницким и Верой Петровной входят коммунисты и комсомольцы.
— Разрешите представиться, — обращается гость к «гостеприимным хозяевам». — От имени и по поручению ВЧК объявляю: вы арестованы!
Ольгин старается казаться спокойным и, несмотря на прыгающее веко, говорит:
— Господа, поздравляю с блестящей операцией. Искренне поражен вашей работой. Ловко получилось. Не ожидал.
…Деятели савинковской организации, связанные с военно-офицерским заговором, все еще посещают этот во всех отношениях приятный дом. Их любезно принимает сам хозяин господин Винокуров и его ближайший… «помощник», бывший «господин эмиссар» товарищ Семенов.
Гости, как правило, словоохотливы и подробно рассказывают о новостях и явках.
Ничто не изменилось в этом доме, разве только нет хозяйки и «маман». Но и они, «слава богу», живы и здоровы, сидят в чека вместо господина Винокурова в качестве заложников. Любящий муж сам предложил такой удобный вариант.
…В один из летних темных вечеров в доме Винокурова раздался условный звонок.
— Прикажете открыть? — услужливо спросил хозяин.
— Конечно, это ваш дом. Только меньше суетливости.
В комнату вошла полная дама.
— Валентина Владимировна, вы даже не представляете себе, как я рад вас видеть. Какой сюрприз, — захлебываясь не то от радости, не то от волнения, говорит Винокуров. — Прошу простить, я не представил вам моего друга господина Семенова.
Валентина Владимировна протянула руку и внимательно взглянула на него.
«Очень мил, молод, красив и хорошо воспитан», — думает дама.
«Но с чем ты приехала? Так просто тебя не пошлют», — думает Семенов. Он уже много слышал о Валентине Владимировне Никитиной[21] — доверенном лице Савинкова. Она пользуется большими полномочиями и правами. Валентина Владимировна — разъездной курьер центра организации. Она готовит заговоры, расставляет людей, развозит директивы, деньги, валюту, ценности.
Пока хозяин готовит стол, Семенов «информирует» и осторожно прощупывает мадам. Она говорит скупо, присматривается.
— А почему нет Ольгина? Ведь ему запрещалось отлучаться из города.
— Он болен. Сюда водить врачей рискованно. Ольгин хорошо устроен.
Нет, ей сегодня явно не по себе. Она чем-то встревожена. Женская интуиция сильнее мужской. Не нравится ей здесь. Винокуров все это отлично видит, понимает и знаками показывает Семенову.
— Что в Москве? — как ни в чем не бывало спрашивает Семенов.
— Ничего заслуживающего внимания. Я хочу вас послушать. Итак…
«Игра не стоит свеч, — решает Семенов. — Эта не из болтливых».
— Итак… я — следователь ВЧК.
Никитина широко открыла глаза и упала в обморок.
— Вера Петровна, — зовет Семенов, — поухаживайте за «больной».
— Это можно.
Приведение в чувство начинается с личного обыска арестованной.
— Сие имеет психотерапевтическое воздействие, — поясняет Вера Петровна.
Придя в себя, Никитина начинает плакать. В этот день у нее нельзя было добиться ни слова. А назавтра она стала жаловаться на незаконность ареста.
— Что за народ пошел, — удивлялся Корнеев. — Когда объявили об аресте, она о законе не вспомнила, только куда-то все просилась. А теперь вновь расхрабрилась.
— На каком основании меня обыскивали, — возмущается Валентина Владимировна. — Как вам, женщине, не стыдно рыться в чужом белье, — набрасывается она на Веру Петровну. — Грязно, мерзко.
— Что вы усматриваете здесь грязного? — смеется Вера Петровна. — Я нашла в вашем белье целый склад: бриллианты, валюту и в довершение к этой коллекции — шифрованное письмо Савинкова. Вы это называете грязью?
Никитина вне себя. Карта ее бита.
— Допрашивать людей вам тоже не совестно?
Вера Петровна простодушно признается:
— Нет, не совестно.
— Но это же насилие над человеческой волей. В конце концов я женщина.
— С каких пор вы, эсеры и меньшевики, в толстовцы записались? Давно ли ордер на арест Ленина подписывали? Мало ли большевиков в июле прошлого года в тюрьмы пересажали? Это как назвать? Хватит болтовни. Помните, говорить только правду! Слышите?
