Матвей Песковский - Александр Васильевич Суворов. Его жизнь и военная деятельность
Несмотря на свои 68 лет он чувствовал страстное влечение служить военному делу свободно, широко... Но принять то, что так настойчиво предлагали ему, – невозможно, а другого выхода нет, особенно же при ссыльном, опальном положении, относительно изменения которого не имелось даже никаких признаков. И Суворов решил поступить “в иноки”. В декабре 1798 года он подал государю следующее прошение:
“Ваше Императорское Величество, всеподданнейше прошу позволить мне отбыть в Нилову новгородскую пустынь, где я намерен окончить мои краткие дни в службе Богу. Спаситель наш один безгрешен. Неумышленности моей прости, милосердый Государь. Всеподданнейший богомолец, Божий раб”.
Время шло, – и никакого ответа. Наконец, 6 февраля 1799 года в Кончанское приехал флигель-адъютант Толбухин и привез Суворову следующий собственноручный высочайший рескрипт от 4 февраля:
“Сейчас получил, граф Александр Васильевич, известие о настоятельном желании Венского двора, чтобы вы предводительствовали армиями его в Италии, куда и мои корпусы Розенберга и Германа идут. Итак, по сему и при теперешних европейских обстоятельствах, долгом почитаю не от своего только лица, но от лица и других, предложить вам взять дело и команду на себя и прибыть сюда для отъезда в Вену”.
Суворов, конечно, был несказанно поражен таким неожиданным и благоприятным оборотом дела. Толбухин, понятно, был немедленно отправлен с ответом о безотлагательном выезде в Петербург, что и последовало 7 февраля.
Глава X. В чужих краях. 1799
Назначение Суворова главнокомандующим союзной армии. – Итальянский театр войны. – Победы над французами. – Суворов – князь Италийский. – Предоставление ему царских воинских почестей
Тощим, ослабевшим физически, болезненным явился Суворов в Петербург после вынужденного двухлетнего пребывания в Кончанском. Но дух его был ясен и бодр, как никогда. Он был убежденным противником насильственного навязывания Францией республиканского режима другим народам, считая республиканское насилие “хуже даже и гибельнее всякого другого”.
Выбор пал на Суворова, как на “знаменитого мужеством и подвигами”, главным образом по настояниям Англии. Благодаря избранию извне, Суворов был зачислен на службу в России с чином фельдмаршала, но – без объявления в приказе. Это умолчание в приказе только усугубило восторженнейший прием, оказанный Суворову петербургской публикой, справедливо называвшей его “гордостью” России, “восходящим солнцем славы”.
Император Павел, по-видимому, также испытывал влияние этого общественного движения. Вместо каких бы то ни было инструкций государь просто сказал Суворову: “Веди войну по-своему, как умеешь”.
Суворов прибыл в Вену 14 марта. Это вызвало там общую “радость, доверие и надежду” во всех слоях населения, не исключая придворной сферы и императора. Великодушный отпуск Россией 70 тысяч войска, так громко прославленного победами в Праге, Измаиле, Рымнике и прочих, притом – под предводительством самого же виновника побед, Суворова, был большим счастьем для Австрии, буквально – спасением ее от посягательства Франции.
В получасовой аудиенции ему было лично объявлено австрийским императором, что он назначается главнокомандующим союзной армией, с предоставлением ему свободы действий на театре войны. То же потом было повторено и главой венского кабинета, бароном Тугутом как Суворову, так и нашему послу, Разумовскому. Ввиду же подчинения ему, иностранному полководцу, австрийских войск, он был возведен в чин австрийского фельдмаршала. Но через четыре дня к Суворову явились четыре члена гофкригсрата (придворного военного совета) с проектом войны на Итальянском полуострове. Сама личность Суворова исключала возможность руководства со стороны. Суворов строго держался правила, что “в кабинетах врут, а в поле бьют”. Он решительно отверг совместное предварительное обсуждение проекта военных действий. Но так как члены гофкригсрата просили, по крайней мере, его мнения по поводу их проекта, то он, зачеркнув его весь, надписал в конце, что признает необходимым начать именно с того, чем в проекте предполагается кончить. На прощальной же аудиенции перед отправлением Суворова на итальянский театр войны император Франц, по-прежнему приняв его весьма любезно и подтвердив ему полное свое доверие, тем не менее, вручил ему инструкцию главнейших оснований первоначального хода войны. В сущности, это было то же, что Суворов уже зачеркнул. А потому, избегая полного разрыва, он удержал у себя этот документ лишь для того, чтобы сообразоваться с ним по мере возможности.
Путь от Вены до Вероны отличался торжественными, сочувственными встречами. Въезд же в Верону вечером 3 апреля был положительно триумфальный. Это свидетельствовало о высоком доверии к нему населения. И он немедленно же оправдал его.
Французы, отступая перед союзной армией, удерживали в своих руках тыльные крепости. Первой из них был значительный город Брешиа с цитаделью. Когда союзные войска подступили к городу, население его, сильно раздраженное поборами и насилиями французов, само открыло союзникам городские ворота и спустило мосты, устремившись затем грабить дома французских сторонников и рубить посаженные французами “деревья вольности”. Французский генерал Бузэ заперся в цитадели и производил горячую канонаду. Но, видя серьезные и деятельные подготовления к штурму, безусловно сдался. Вслед за Брешией и по ее примеру один за другим переходили в руки союзников итальянские города. Французы же, заседавшие в цитаделях, в конце концов, тоже всегда сдавались, с разного рода упорством и разной степенью потерь с их стороны, глядя по обстоятельствам.
Но, помимо городов и заседавших в них французских войск, были еще целые армии французов. За одной из них и направились союзники после Брешии. Во главе этой армии был поставлен генерал Моро, считавшийся, по военному дарованию, первым после Бонапарта. Суворов обрадовался этой перемене, говоря, что придется иметь дело не с “шарлатаном”, а с “истинным военным человеком”. Произошел страшный бой при реке Адде. Это было первое сражение двух многочисленных армий (около 30 тысяч человек в каждой), из которых обе предводительствовались гениальными полководцами. Это было не просто сражение, а именно смертельный бой двух “направлений”, из которых каждое имело право на существование. 12 часов продолжался этот отчаянный бой 16 апреля, и союзная армия перешла через Адду. “Тако и другие реки в свете все переходимы”, – писал по этому поводу Суворов. Известие об этой блестящей победе было встречено с восторгом в обеих столицах, причем император Франц благодарил Суворова рескриптом, а император Павел – двумя рескриптами.