Василий Балакин - Генрих IV
Кто знает, сколько еще продолжались бы эти препирательства, если бы Карл IX, начинавший уже терять терпение, не взял дело в свои руки. Поскольку папа упорно отказывался дать необходимое разрешение на брак, король запросил мнение ученых-теологов Сорбонны по этому вопросу и, не дожидаясь их ответа, предложил компромиссный порядок проведения свадебных торжеств. Венчание должно было состояться на паперти собора Парижской Богоматери, и провести его должен был кардинал Бурбон, принц крови. На последующей затем мессе новобрачный, ежели не пожелает, может не присутствовать. Жанне было нечего возразить на это, и 11 апреля 1572 года в Блуа был окончательно согласован брачный договор, под которым жених поставит свою подпись лишь 17 августа, уже после смерти матери. В материальном плане условия договора были весьма выгодны для него: Карл IX давал в приданое сестре 300 тысяч экю и несколько городов в Гаскони и Лангедоке. Другие два брата добавили от себя по 50 тысяч ливров, а королева-мать — 200 тысяч. Генрих Наваррский наследовал некогда принадлежавшую его отцу должность губернатора Гиени. Сколь знатен был Беарнец своим происхождением, столь же и беден, поэтому обещанное богатое приданое явилось весьма весомым аргументом на чаше весов этого брака, заключавшегося из соображений государственного интереса.
Спустя неделю после завершения долгих переговоров в Блуа был подписан, словно в дополнение к предстоявшему бракосочетанию Генриха Наваррского и Маргариты Валуа, союзный договор с Англией, возвестивший о появлении в Европе протестантской коалиции и особенно отчетливо оттенивший политический смысл этого брачного альянса. Однако то была лишь видимость достигнутого согласия, и наиболее проницательные наблюдатели не заблуждались на сей счет. И относительно дальнейшей судьбы принца Наваррского не было единого мнения: если одни радовались по поводу большого успеха протестантизма, то другие полагали, что отречение жениха от гугенотской ереси — лишь вопрос времени, и не столь уж отдаленного; во всяком случае, дети его будут воспитываться в католической вере… И действительно, по прошествии времени (правда, значительно более продолжительного, чем ожидалось) католиками стали и сам Генрих Наваррский, и его дети — хотя и не от этого брака.
Пришла пора дать Генриху условленный сигнал к отъезду из Беарна, однако тот не мог сразу же отправиться в путь, поскольку болел лихорадкой, осложненной обильной гематурией. Лишь в последней декаде мая он прибыл в Нерак, вынужденная остановка в котором, вызванная весенним паводком, размывшим дороги, ознаменовалась его первой достоверно известной любовной связью — с простой служанкой по имени Флёретта, семнадцатилетней дочерью садовника, которая будто бы утопилась, узнав о женитьбе своего возлюбленного. В дворцовом парке Нерака и по сей день показывают любопытствующим пруд, в котором якобы свела счеты с жизнью эта беарнская Офелия. Правда, архивные изыскания позволили выявить документ, свидетельствующий о смерти, постигшей некую Флёретту, но не в 1572 году, а двадцатью годами позже, и не в результате утопления, а естественным образом. Но та ли это Флёретта? Если та, то на душе беспутного короля Анри одним грехом меньше.
Тем временем Жанна д’Альбре, проведя несколько недель в Вандоме, отправилась в Париж, дабы, как сама она говорила, «обзавестись всем, что необходимо для свадьбы». Не имея собственной резиденции в столице, она остановилась все же не в Лувре или иных апартаментах, какие могла бы предоставить ей Екатерина Медичи, а в особняке Конде — гугеноты должны держаться гугенотов. Поскольку Генрих Наваррский явно не спешил на встречу с невестой, Жанна поторопила сына, прервав его любовную идиллию в Нераке. И маршал Бирон, которому Карл IX поручил как можно скорее препроводить жениха в Париж, сетовал на медлительность своего подопечного и просил короля воздействовать на него собственным авторитетом. Однако Генрих и не думал торопиться, потратив на путь, для преодоления которого хватило бы четырех дней, больше месяца и уже не застав в живых свою мать. А та, несмотря на смертельную болезнь и усталость, днями напролет ходила по лавкам и мастерским ремесленников, запасаясь всем, что нужно для торжественного дня, прежде всего нарядами и драгоценностями. Переутомление, усугубленное спорами с Екатериной Медичи, которую Жанна д’Альбре заглазно называла «мадам змеей» и о которой говорила, что «она убивает ее», ускорило течение ее болезни, и 4 июня королева Наваррская слегла. Резко подскочила температура, и начались нестерпимые боли в правом легком. Подобно героиням Античности, Жанна д’Альбре стойко переносила болезнь, с первого ее дня осознав, что «уходит в другую жизнь». В свой смертный час она осталась неколебимой в своей верности протестантизму. Узнав о болезни Жанны д’Альбре, Карл IX удостоил ее своим посещением.
Не питая ни малейших иллюзий, умиравшая с присущим ей спокойствием встречала неизбежное, выражая лишь обеспокоенность судьбой детей, которых оставляла во враждебном окружении. Хотя Генрих был уже взрослым человеком и мог бы, а главное должен был бы позаботиться не только о себе, но и о малолетней сестре Екатерине, обладавшей столь же твердым характером, как и мать, однако столь же и болезненной, как она, Жанна, видимо, уже поняла, что ее сын пошел характером в отца, и не была уверена в нем. 7 июня она продиктовала свое завещание парижскому нотариусу Эсташу Гогье, гугеноту, которому суждено было вскоре стать одной из жертв Варфоломеевской ночи. Королева Наваррская в последний раз наставляла своего сына жить в согласии со словом Божьим, не сворачивать с истинного пути и не поддаваться соблазнам мира сего. Вверяя его заботам кузенов Конде и Конти, она делала объектом особого его попечения сестру Екатерину, коей предписывалось завершить свое воспитание в Беарне, не имея дела с иными женщинами, кроме благочестивых протестанток, и выйти замуж за протестантского принца.
Утром 9 июня в возрасте сорока трех лет Жанна тихо скончалась, сказав последнее прости дежурившим у ее изголовья адмиралу Колиньи, своему духовнику Мерлену и мадам Конде, жене мужнина брата, с которой при жизни не всегда ладила. Несмотря на очевидно естественные причины ее смерти, тут же пошли слухи об отравлении — таким людям, как Жанна д’Альбре, прямо-таки неприлично умирать своей смертью. При этом мнения разделились: если одни утверждали, что Жанну отравили на обеде у парижского прево, то другие уверяли, что смерть к ней пришла через надушенные перчатки, присланные по поручению Екатерины Медичи (уж очень отвечала интересам королевы-матери кончина королевы Наваррской) ее парфюмером-итальянцем — печально знаменитым благодаря Дюма-отцу мэтром Рене. Нашлись и такие, которые хотя и поверили в болезнь Жанны д’Альбре, однако возложили ответственность за ее смерть на врачей, неверно поставивших диагноз и, соответственно, неправильно лечивших пациентку. Появление подобного рода слухов вполне объяснимо в свете трагических событий, потрясших Париж и всю Францию спустя полтора месяца: представлялось логичным устранение королевы Наваррской, дабы изолировать ее сына и одним махом обезглавить протестантскую партию.
