Николай Кононов - Бог без машины: Истории 20 сумасшедших, сделавших в России бизнес с нуля
Когда слышишь такое, хочется взять ведро холодной воды и окатить. Зачем ты врешь, я такой же, как ты, я так же хочу объяснить себе, зачем живу, так же боюсь провести время зря, так же бегу пустоты и так же падок до власти и денег, так же люблю рассказывать, какой я крутой; мне не надо доказательств твоего величия. Просто скажи, зачем.
Я стал рассматривать кабинет и увидел портрет. Свет падал так, что незнакомец хмурился. Евангелист как раз прервал спич. «Простите, а кто на картине?»
Ванеев обернулся, будто не знал, кто. «Это мой брат, — сказал он. — Младший. Его нет. Там автокатастрофа, и вот я попросил нарисовать. Ему так мало лет было, я сам его вырастил».
Его руки сплелись в колыбель и покачали невидимого ребенка. Затем замерли и опустились на стол.
Брат видел его страсти, унижения перед банкирами, триумф, вместе с ним шел к мечте, нанимал горящих идеей людей, отправлял в магазины продукты, которые нравились покупателям. Улыбался утром и когда Ванеев уходил домой, оценивал, насколько приблизилась компания к цели за прожитый день.
Я избил себя. Ведро вылилось за шиворот. Больше я не верил в силу простых объяснений.
Впрочем, не верить было трудно. Мотивов превращения человека в предпринимателя столько, сколько литературных сюжетов, перечисленных Борхесом. То есть четыре.
Их описала Марина Волкова, исследователь из Челябинского предпринимательского центра: «делать больше нечего» (с подвидом «достались активы на халяву»), «средство сохранения себя и семьи», «заполнение пустой рыночной ниши», «любовь к конкретному делу»[25].
Я старался выбирать героев из тех, кого влекли два последних мотива. Спрашивая у предпринимателей, начинавших пятнадцать-двадцать лет назад, как настигало и что делало с ними их предназначение, я слышал в ответ истории из эпохи, предшествовавшей времени быстрорастущих стартапов, когда обмен информацией был в миллион раз медленнее. Тем ценнее победы тех, кто взлетел в условиях, которые кажутся доисторическими.
МЕДЬ И СТАЛЬ
«Как зовут нового жильца?» — спросила женщина в роговых очках. «Али Иорданский», — ответила Ася Еутых, владелец компании A. Yeutykh. Женщина внимательно посмотрела на нее. «Отчество?» Ася задумалась: «Бин Хусейнович». В домоуправлении стало очень тихо. «Профессия». Ася пожала плечами: «Наверное, принц». Женщина схватила домовую книгу и швырнула об стол так, что в переплете порвались нитки.
Она не верила в сказки. Но это была не сказка.
Жила-была семья агрономов: отец, мать, шестеро детей и бабушка. Звали бабушку Кадырхан, и она была женой последнего черкесского кузнеца, который умел выковать шашку, изготовить сбрую и украшения. В кузнецы ему, бывшему князю, пришлось податься после революции. Его звали Цикузи, что значило «крошечный». Ростом он уходил за два метра.
Когда в ближайших планах нарисовался седьмой ребенок, Кадырхан встрепенулась и прогнала главу семьи в мороз: «Езжай за ковром! Девочка, которая родится, должна воспитываться на ковре! Она прославит наше оружие и будет гостем черкесских принцев».
Родители селекционировали стручковый горох и идею о принцах не вместили. Но Кадырхан они уважали — та помнила рецепты дымного пороха с травами, заговоры, сказки, гадала на отражении луны в золоте. Фольклористы звали ее «почетным донором» и дрожащей рукой подносили микрофон. Ковер был куплен.
Вскоре родилась девочка. Вместо кукол она играла дедовыми щипцами и ножницами, разрезающими металл. Кадырхан пела ей древние колыбельные и вылавливала из супа лучшие куски мяса.
Ася научилась читать и в третьем классе осилила «На краю Ойкумены» Ефремова. Она захотела, как герой-скульптор, оживлять камни, но сил хватало только на узоры. Кузницу, между тем, не забывала и отковала на куске мрамора первый предмет — маленькие ножницы. «Ут!» — хвалила бабушка. Ут по-черкесски «талантливая», а еще «ведьма».
Ася пошла в поход на худграфы. Поступила на скульптора в Краснодар, потом метнулась в Ригу. Когда училась в Карачаевске, ночами бегала в горы. Садилась на крыше византийского храма, вдыхала запахи субальпики и учила созвездия. Короче, вела себя как правильная «ут».
Одна беда: сменив три вуза, она поняла, что скульптура ее не так захватывает, как металлы. Их более-менее пристально изучали только в Махачкале, и Ася отправилась в свое четвертое училище. Как она говорила, «у черкесов почти нет украшений, а в Дагестане куча побрякушек на все случаи жизни».
Но так было не всегда. Черкесы тоже любили украшения, но в последние столетия разучились их делать. Медальоны и перстни остались «в археологии» — запасниках экспедиций, раскопавших Майкопскую (3000 до н. э.) и Белореченскую (XIII–XV вв.) культуры.
Ася наконец смогла выразить свою цель — вернуть соплеменникам вещный мир. Она захлопнула чемодан, попрощалась с каспийскими волнами и села на поезд.
В кабинет Эммы Аствацатурян постучали. «Стук настойчивый, что не есть хорошо», — подумала Аствацатурян, завотделом оружия Русского музея в Петербурге. Она видала и многоглаголавших дилетантов от археологии, и коллекционеров, и историков, и бог знает кого еще — и поэтому, когда посетитель вошел, не дожидаясь ответа, сочла это плохим знаком.
Однако, подняв взгляд на гостя, Аствацатурян изумилась. Перед ней стояло создание со стрижкой каре и черными глазами, излучавшими что-то другое, нежели безумие нехороших посетителей.
Создание излагало: я не студент и не ученый. Я черкесский кузнец, хочу ковать, но не знаю что, и поэтому хочу видеть древнее оружие, чтобы разобраться, какие вещи окружали моих предков и стоит ли учиться их делать.
Аствацатурян посмотрела на нее как тренер по гимнастике на воспитанницу, заявившую, что хочет метать ядро. Не будем утверждать, что она почувствовала гул судьбы или что-то в этом роде, но, заглянув в глаза посетительнице, она, кажется, все поняла.
Перед ней стояла отчетливо, уверенно, безнадежно одержимая, с родословной, не оставляющей шансов на выздоровление. На лбу ее крупными буквами мерцало: покажите и расскажите мне все, что знаете, а если прогоните, все равно все выясню сама.
Эмма Аствацатурян возликовала, но виду не подала и молвила: «Присядьте».
Она пустила Асю в архивы Главного исторического музея. Затем познакомила с академиком Пиотровским — тот разрешил перерисовать орнаменты и мотивы из запасников Эрмитажа.
Разобравшись с родным оружием, Ася полетела бродить по турецким и иорданским базарам. В эти страны империя выселила черкесов, и Ася желала найти какой-то отголосок, мост между вещами из прошлого и заоконным миром. А лучше мастеров, которые хоть что-то еще помнят.
