Татьяна Варнек - Воспоминания сестры милосердия.
Когда мы, сестры, перебрались через канаву, каждая побежала, как могла, по направлению, куда ушли обозы второй бригады. Я бежала последней, чувствуя, что не догоню. Увидала лошадь с постромками, поймала ее, но не успела сесть, как подбежал наш взводный Стеценко, вскочил на нее и ускакал. Я осталась одна. Обгоняет верхом офицер, обещает задержать подводу. Сели сестры Васильева, Ходоровская, которые были недалеко, и я. Проехали немного, кричат: «Берите раненого». Я соскочила, сестры были рады, так как лошадь уже устала, и уехали. К счастью, подъехала тачанка, я положила казака на нее и села сама. Догнали уходившие обозы. Я кричала, чтобы давали дорогу раненому, нас пропускали, и я наконец соединилась с частью отряда, который выбрался. Стемнело, стрельба окончилась. Подъехал казак и приказал летучке ехать за ним. Ехали недолго, и нас остановили на ночлег. Двуколки встали в круг, обоз сзади нас. Лошадей не отпрягали. Двуколки были переполнены ранеными. Мы легли кучей во ржи и заснули: спали все, даже дневальные. Ходил и дежурил за всех один капитан, Константин Максимович.
Рано утром нас разбудили летящие в нас снаряды от «товарищей». Казаки ночью ушли, куда ехать, мы не знали, а снаряды все летят. Наконец кто-то приказал ехать. Лошади заморены, двуколки многие поломаны, люди едва держатся на ногах; мы большей частью шли пешком, так как все телеги были заполнены ранеными и места на телегах для нас не было.
Ехали почти все время без дорог, иногда по полю в гору, и лошади едва-едва вытягивали. Попали в лес, шли по узкой глинистой дороге, которая была вся в ямах, наполненных водой, и там попали под ружейную стрельбу. Лошади, как могли, пошли рысью, мы бежали рядом. Наконец выехали из леса и поскакали в овраг. Стрельба затихла, но, как только поднялись на гору, опять летят снаряды. Мы крутились, окруженные большевиками, заехали в деревню – стреляют туда.
Так длилось до вечера, когда мы добрались снова до Золочева, перешли опять железную дорогу и встретились со своими отставшими.
Сбоку шел бой, рвались снаряды и слышна была ружейная и пулеметная стрельба. В этом месте мы были спасены, так как вырвались из кольца, которое не надеялись прорвать. Харьков был взят, и отступавшие большевики наткнулись на нас и окружили. Но мы прорвались, и в эту ночь спокойно проспали в деревне Мироновка, где на другой день была дневка.
Сестры некоторые так разнервничались и перепугались, что едва могли работать, а раненых у нас было тридцать один человек. Гораздо позже я получила бумагу о награждении меня медалью святого Георгия. Еще были награждены, не помню, кажется, сестры Ларькова и Гришанович.
15 июня. Выступили к Харькову. На станции Пересечная погрузили всех раненых на поезд. Сопровождать послали меня и четырех санитаров. Отряд пошел к месту стоянки на станцию Куряж.
В Харькове я сдала раненых и пошла искать С. Вл. Данилову, но, к сожалению, не застала ее дома. Вернулась в отряд поздно ночью, страшно усталая после всего пережитого. Хотела успокоиться и отдохнуть. Но мне не дали и сразу же послали в командировку на базу, которая стояла в городе Славянске.
19 июня. Вернулась рано утром, устроилась хорошо с новой сестрой: ходили купаться на реку. Здесь был назначен длинный отдых.
В Куряже простояли до 25 июня, и нас перевели в деревню Огульцы, дальше от Харькова, где казаки начали себя плохо вести. Приехал новый доктор, назначенный старшим врачом. Он всех поднял на ноги, работа закипела. После взятия Харькова Кубанская бригада от нас ушла и пришла 2-я Терская. Начальником дивизии назначен был генерал Агоев (старший), но до его приезда временно командовал его брат, полковник.
2 июля. Дивизия выступила в поход. Взяли с собой только часть отряда и никакого обоза – старший врач, сестра Гришанович, я и еще три санитара, несколько двуколок с ездовыми, за начальника был капитан Константин Максимович. Сказали, что короткий налет: пробудем дня два. Приказали не брать никаких вещей. Остальная часть отряда с обозами перешла в Люботин.
В первый день прошли мимо винокуренного завода. Казаки и санитары развеселились, ехали с песнями.
На другой день по приказанию начальника дивизии сняли с двуколок «аэропланы», так как их было видно издалека. Ехать стало лучше: больше воздуха и все видно. Проехали имение Харитоненко, превращенное в коммуну. Там казаки поживились: взяли и много сахару, и лошадей. Около села Городнянка остановились, так как впереди шел бой.
Стояли довольно долго и пошли дальше степью. Впереди видны были разрывы снарядов и слышалась стрельба из ружей и пулеметов. На ночь повернули обратно и ночевали в деревне Козиевка. Без начальника отряда, нудного педанта, все почувствовали себя гораздо лучше. У нас создались прекрасные отношения с командой – так как с нами не было кухни и питаться мы должны были чем Бог послал, мы стали питаться с командой. Днем добывали кто что мог, вечером сваливали все в общий котел и по-братски делили.
4 июля. Выступили в 5 часов утра, опять в ту же сторону, но очень скоро начался бой. Большевики обстреливали с броневика нашу батарею. Мы остановились в степи, куда нам подвозили раненых. Сестры их перевязывали и клали в двуколки – было два очень тяжелых, и один из них почти сразу же умер. Но бой скоро кончился, и мы еще днем доехали до линии железной дороги в деревне Яблочная, около станции Кириновка. Снаряды с броневика летели через нас. На другое утро отправили раненых, выступили из деревни и стали около батареи. Стоящий недалеко наш броневик «Князь Пожарский» начал стрелять. «Товарищи» немедленно стали отвечать, и нас вернули в деревню. К вечеру дивизия неожиданно выступила, и мы на рысях пошли по страшнейшей грязи. Сбоку шел бой, у завода Терещенко. Мы пошли в обход Ахтырки и в 12 часов ночи остановились в селе Высокое, у очень симпатичной учительницы.
6 июля. В 5 часов утра пошли дальше. Часа в 3 вошли в село Колонтаевка, где нас совсем не ожидали. Место удивительно красивое, в низине и все в зелени. Нас обеих поместили в школе и сказали, что будет дневка.
Мы были в походе уже четыре дня и конца его не видели. Поэтому решили заняться собой: ведь вещей с нами не было никаких, ни одной смены белья. Нам растопили печь, мы постирали и повесили все, что на нас было надето, поставили ужин, вымылись, намылили головы, и вдруг начался обстрел снарядами, а вслед за тем ружейная и пулеметная стрельба и перестрелка. Капитан побежал в штаб и узнал, что надо немедленно уходить. В десять минут все было готово – лошади запряжены, а мы – одеты во все мокрое, с косынками на намыленных головах. Пули свистали уже во дворе. На улице паника. Снарядные телеги стараются обогнать одна другую, цепляются. Мы продвигались среди них. Было очень жутко! Ночь, ничего не видно. Но наконец мы выбрались мимо мельницы на гору, на открытое место. Подошел штаб дивизии. Нас всех выстроили на дороге, возле ржи, по три повозки в ширину, спиной к деревне и приказали стоять до утра. Думали, очевидно, утром нас двинуть дальше. Нам, мокрым, было холодно, и мы зарылись в сено в своих двуколках.
