Валентин Стариков - На боевом курсе
Живые рассказы о возрождении советского флота и первых дальних походах под флагом выдающегося полководца Красной Армии М. В. Фрунзе оставляли у матросов незабываемое впечатление.
Почти у каждого агитатора были свои излюбленные темы. Например, комсомолец Облицов интересовался партизанским движением, собирал материалы на эту тему и не раз проводил увлекательные беседы о партизанке-комсомолке Зое Космодемьянской и о других героях, боровшихся в тылу врага.
Зубков хорошо рассказывал о том, как советский тыл, преодолевая трудности военного времени, обеспечивает фронт новейшей техникой, боеприпасами, продовольствием. Он часто зачитывал письма, которые получал экипаж. Тут были и письма шефов, послания родных и друзей. Особенно трогательны были письма детей, которые, заботясь о бойцах, посылали свои подарки — носки, перчатки. «Дорогой воин, — писала одна девочка, ученица 4 класса, — моего папу убили немцы. Я и мой маленький брат Толя остались одни с мамой. Мама много плачет и очень много времени находится на заводе, рано уходит на работу и поздно приходит домой. Я знаю, что ей трудно, и стараюсь помогать ей по хозяйству. Сейчас зима, на фронте холодно, мне очень хочется помочь товарищам моего папы. Я научилась вязать и связала из старой маминой кофты носки и варежки. Посылаю их. Вам будет тепло. Я очень вас всех люблю, как любила папу. Нина Андреева».
Такое письмо не требовало никаких комментариев, оно говорило само за себя. Матросы и старшины, прочитав это письмо, решили написать девочке коллективный ответ. Они горячо благодарили ее за подарок и подробно описали, как живут и воюют североморские подводники, чтобы скорее кончилась война и всем детям жилось хорошо.
Письма из тыла были перекличкой родных. Они вселяли в сердца матросов чувство патриотизма, любви к своему народу, воспитывали боевой порыв, готовность преодолевать трудности, а если нужно, то и отдать свою жизнь во имя счастья народа, который окружает своих воинов такой горячей любовью и заботой.
Агитаторы подводной лодки занимались и пропагандой боевою опыта.
Комсомольская организация помогла сплотить людей и максимально развить у них чувство боевого товарищества. В один из напряженных дней войны мы уходили в море, а молодой электрик Ильин по болезни был оставлен в базе. Со слезами на глазах он провожал нас. «Я ни одной ночи не смогу уснуть спокойно, пока вы благополучно и с победой не вернетесь», — говорил он. И действительно, начальник санслужбы соединения майор медицинской службы Лапшин после рассказывал мне, что Ильин по несколько раз в день являлся к нему и спрашивал, не известно ли что-нибудь о нашей лодке.
В трудную минуту жизни на помощь товарищу приходил весь экипаж лодки. Когда стало известно, что моторист нашей лодки потерял связь с родными, с самого начала войны не имеет от них писем и потому грустит, его товарищи комсомольцы написали письмо в Москву, во Всесоюзный Радиокомитет и просили помочь нашему товарищу найти семью. Письмо было передано по радио, и через неделю он не только узнал, где его семья, но и нашел многих старых друзей. Однажды он сразу получил семьдесят писем из родных мест, даже незнакомые девушки отозвались на его тревогу и писали ему: «Дорогой и любимый воин! Спасибо тебе за верную службу Родине. Спокойно выходи в море, уничтожай фашистских гадов, а мы поможем тебе разыскать всех твоих родственников». И действительно, очень быстро нашлись все. «После письма, объявленного по радио, к нам началось паломничество, — писала сестра нашего моториста, — я почувствовала, что мы не одиноки, с нами все знакомые и незнакомые нам люди; у меня появилось много новых подруг и друзей. Будь спокоен, мой дорогой брат, мы здоровы, нам помогают все, к кому было обращено письмо твоих боевых товарищей».
Получив это письмо, моторист явился ко мне в каюту взволнованный, возбужденный, протянул мне конверт и сказал: «За таких людей, как наши, я готов отдать свою жизнь».
То, что заявил мне этот матрос в счастливую минуту, не оставалось словами… Он безропотно переносил все тяготы подводной службы. Его заведывание всегда было в отличном состоянии, дисциплина безукоризненна. На одном из комсомольских собраний он взял на себя обязательство — во время похода изучить искусство управления вертикальным рулем, чтобы помогать рулевым нести вахту в подводном положении. Комсомолец-боцман Хвалов помог ему освоить вторую специальность. И часто комсомольцы-рулевые, вымотавшиеся на рулевой вахте в штормовую погоду, были признательны мотористу за его помощь; пока он подменял их — они имели возможность в течение нескольких часов просушиться и отдохнуть. И никто бы не мог поверитъ, что это тот самый матрос, который в первые месяцы войны не отличался высокой дисциплинированностью и все время рвался с корабля на фронт, в морскую пехоту. Лебедев, Мартынов, Хвалов не были исключением среди замечательных людей экипажа нашего корабля, у нас был прекрасный сплоченный коллектив, безгранично любящий Родину. Молодые матросы, которые прибывали к нам в экипаж, сразу попадали под это здоровое большевистское влияние коллектива, и неизменно через несколько месяцев из них воспитывались хорошие воины.
Ночная атака
Кто не помнит первую военную зиму 1941/42 го да? Она была на редкость суровой. Морозы доходили до 40–50°. В море по многу суток подряд свирепствовали штормы. Корабли покрывались толстым ледяным панцырем.
В один из таких штормов мы шли на выполнение боевого задания. С каждым часом наша лодка все больше и больше обрастала льдом и теперь походила на какую-то причудливую ледяную глыбу. Антенны, которые в обычном состоянии четкой струной тянутся над палубой, сейчас провисали под тяжестью наросшего льда и, качаясь от борта к борту, каждую секунду угрожали обрывом.
На мостике стало тесно. Все предметы, находившиеся там, потеряв свои обычные формы, увеличивались в размерах и занимали много места. Поручни настолько обросли льдом, что их никак не удавалось обхватить пальцами. Палубный настил превратился в скользкую ледяную площадку, к которой примерзали подошвы каждый раз, как только новая волна окатывала мостик. Люди, сменившиеся с верхней вахты, спускаясь в центральный пост, едва двигались. Их одежда, покрытая льдом, теряла гибкость и ломалась при каждом движении. Шапка-ушанка и воротник верхней одежды смерзались и выглядели, как ледяной колпак. На бровях и щеках образовывалась настоящая ледяная маска. Лицо невыносимо жгло.
Внутри лодки было тоже холодно. Кое-где на приборах появилась ледяная бахрома; она покачивалась в ритм вибрирующему корпусу лодки.
