Александр Клинге - 10 мифов о Гитлере
Однако в отношениях с прекрасным полом Гитлер был чаще всего весьма сдержан. Сказывалось строгое протестантское воспитание. Нет, на публичных мероприятиях он активно «подзаряжался» энергией беснующейся в экзальтации толпы женщин. Его реально опьяняла исходящая от них волна эмоций. Он создавал своего рода эмоциональный резонанс, заводя толпу, вызывая у женщин настоящее физическое желание. Однако сближаться с теми, кто так ярко реагировал на его слова, голос, само его существование, он не торопился. В ответ на все не устраивающие его предложения близости он отвечал сбивающей с толку формулой: «Моя невеста – Германия!»
Исходя из этого делаются различные выводы, подчас скандальные или фантастичные. Историки и псевдоисторики пытаются объяснить сдержанность, часто холодность Гитлера в половых вопросах самыми разными причинами – от последствий перенесенного в детстве сифилиса или полученного на фронте ранения до нетрадиционной сексуальной ориентации фюрера, его необычных привычек и предпочтений в постели. Между тем это различие между внешней «картинкой», имиджем и тем, как Гитлер вел себя не на публике, в частной жизни, вполне естественно. Все, кто был к нему достаточно близок, отмечают его выдающиеся актерские способности. Гитлер отлично умел создавать и отыгрывать образ, необходимый в ту или иную минуту. То есть перед толпой собравшихся услышать и увидеть его женщин он мог быть олицетворением сексуальности, с генералами-пруссаками – воплощением сухости, пунктуальности и решительности, в обществе солдат – старым фронтовиком, в официальной обстановке – копией собственного официального портрета. У власти в мощнейшей державе тогдашней Европы стоял талантливый актер-самоучка, способный сыграть решительно все.
При этом следует понимать, что женщин он любил. Не в том смысле, что был «ходоком» и бабником, а в самом прямом: он любил и понимал немецких фрау, знал их слабые и сильные стороны, чувствовал их желания и чаяния. Единственный тип женщины, который вызывал у него отвращение, – это женщины-агитаторы, женщины-политики – не реализовавшиеся в личной жизни, озлобленные, мужеподобные. Этот тип породили Первая мировая война вкупе с революцией. Виною всему был в первую очередь ущерб, который они нанесли мужскому населению Германии: число способных к производству потомства мужчин значительно сократилось. Как следствие, многие женщины, сублимируя сексуальную энергию, подались в политику, породив отвратительное, по мнению фюрера, в своих проявлениях явление – комиссарш, партийных активисток, революционных фанатичек. Национал-социалисты относились к ним с презрением, не считая за женщин в полном смысле этого слова. «Судьей, солдатом, рулевым государства должен быть и оставаться мужчина», – провозглашал главный партийный теоретик Альфред Розенберг. Гитлер соглашался с ним полностью. «Баба в политике вызывает у меня отвращение», – говорил он с полной убежденностью.
Он, однако, понимал, что именно женщины были и остаются той силой, которая мягко, исподволь способна преодолеть мужскую косность, подвигнуть мужчину на подвиги и деяния. Гитлер знал, что многие сторонники нацистов, такие, как, например, генерал Эрих Людендорф, находились под влиянием своих жен, без участия которых они вряд ли смогли бы добиться в жизни многого. Поэтому, несмотря на стремление сделать культуру Германии более патриархальной, отчасти даже пасторальной, Гитлер признавал за женщиной право на поступки, выбивающиеся из традиционных германских трех «К» – дети, кухня, церковь. Естественно, что ему отнюдь не нравилась эмансипация в том виде, в котором она на ту пору была представлена в Германии, однако дамские авто– и велогонки, соревнования парашютисток в Третьем рейхе отнюдь не запрещались, хотя и не получали такой поддержки и освещения, как, например, в 1920-е годы.
Вероятно, именно поэтому, хотя Гитлер и позволял себе периодически высказывания типа «если в Саксонии женщина начинает задумываться о том, зачем она появилась на свет, то это худо» или «поварешка – оружие женщины», он часто обращался к женщинам, являвшимся признанными мастерами в той или иной области. Так, главным документалистом рейха стала Лени Рифеншталь, а перестройкой зданий в районе Оберзальцбурга занималась архитектор Герда Троост. Что уж говорить о немецких актрисах той поры, многие из которых, кстати, чрезвычайно нравились Гитлеру, привлекали его.
Впрочем, официальная пропаганда НСДАП была ориентирована не на несколько выдающихся женщин, а на массу – тех, кто жил за пределами больших городов и не был подвержен отраве эмансипации, придерживался тех же морально-этических норм, что и сотню лет назад. Женщины из провинции, из германской глубинки, тоже любили Гитлера. В частности потому, что он знал, чего они хотят и о чем мечтают. «Они не стремятся на фабрики, в конторы или в парламент. Их сердцу ближе родной дом, милый муж и стайка счастливых ребятишек», – говорил Адольф Гитлер и был абсолютно прав. Большинство немок не рвались в политику или науку, не стремились сделать карьеру актрисы или кинорежиссера, прыгать с парашютом или «рассекать» по стране за рулем автомобиля. Измученные безденежьем послевоенных кризисных лет, отсутствием мужей, погибших на фронтах, они смотрели на Гитлера как на спасителя хотя бы потому, что он помог им выбраться из ужасной нужды. А уж если им доводилось видеть фюрера лично, хотя бы и издали, он становился для них идеалом мужчины, своего рода идолом. Только представьте себе: облеченный властью, столько сделавший для страны в целом и для каждой из них в частности, изысканно вежливый в разговоре и при этом ласковый в интонациях, одетый в военную форму, точь-в-точь, как покойный супруг… Немудрено, что старшее поколение немок, те, кто пережил войну и послевоенные годы, просто боготворили его. Естественно, что это отношение они передавали и поколению более младшему, что в сочетании с хорошо поставленной партийной пропагандой не могло не создать того эффекта, о котором так часто говорится в жизнеописаниях Гитлера – эффекта магнетического воздействия на женщин.
Личная жизнь Адольфа Гитлера была гораздо более скромной, чем об этом принято говорить. Мало того, можно сказать, что удачливый политик не был удачливым любовником. Если его увлечения и романы вообще приводили хоть к какому-то результату, счастья они ему не приносили, ибо завершались чаще всего трагически. В этом плане его роман с Евой Браун можно считать наиболее успешным и удачным: он принес Гитлеру хотя бы несколько лет относительного мира в душе и что-то похожее отчасти на семейное счастье.
О первом романтическом увлечении Адольфа известно немного – только то, что записал в своих воспоминаниях его венский приятель Густл Кубичек. Гитлеру страшно понравилась жительница венского предместья Штефани Янстен – высокая блондинка валькирического облика – с длинными ногами и высокой грудью. Женщина эта была старше Гитлера и отличалась, мягко говоря, вольным стилем поведения. Впрочем, это не мешало Адольфу тенью следовать за ней по улицам Вены и даже пытаться изобразить нечто вроде серенады под милым балконом. Однако Штефани так и не обратила внимания на юного обожателя, предпочитая кавалеров постарше и, честно говоря, поденежнее. Со временем страсть Адольфа сошла на нет, и он забыл о предмете своего обожания. По крайней мере, ни в воспоминаниях, ни в застольных разговорах он не упоминает ее имени. Единственная фраза, оброненная им как-то по поводу его отношения к жительницам австрийской столицы, хотя и полна ностальгией, но не содержит никаких имен: «В Вене мне довелось встречать очень красивых женщин!»
