Полководец. Война генерала Петрова - Карпов Владимир Васильевич
К началу Первой империалистической войны Антонеску был капитаном, служил в штабе румынской армии. В 1919 году участвовал в военной интервенции против Венгерской Советской Республики. Четыре года был начальником военного училища. Написал несколько трудов о стратегии и тактике на опыте Первой мировой войны. Назначался военным атташе в разные страны. В 1933 году был начальником генерального штаба. В 1937 году в правительстве Гоги — Кузы стал министром национальной обороны. Антонеску был близок к фашистской организации «Железная гвардия» и не скрывал этого. Когда судили одного из главарей румынских фашистов, Кодряну, и судья спросил Антонеску, который был свидетелем: «Может ли быть Кодряну предателем?» — Антонеску подошел к Кодряну и, пожав ему руку, сказал: «Я бы никогда не пожал руку предателю!» Этот эффектный жест, это демонстративное «благородство» показывают, насколько Антонеску был уверен в своем положении. Король Михай был молод, и Антонеску, обладая реальной силой в стране — армией, государственным аппаратом, фактически оттеснил короля на второй план и вершил все дела самостоятельно. Указы, составленные им, король послушно подписывал. Так, в сентябре 1940 года Михай подписал указ, которым отменялась конституция, распускался парламент, а «господин генерал Йон Антонеску уполномочен руководить государством».
Конечно же этому предшествовала сложная борьба различных партий и сил как внутри Румынии, так и за ее пределами. Этот указ подводил итог и, по сути дела, узаконил военно-фашистскую диктатуру. В новое правительство вошел и фюрер румынских фашистов — железногвардейцев — Хориа Сима. Между Антонеску, Симой и Гитлером были далеко не простые отношения. Гитлер, как и в других странах Европы, используя свою «пятую колонну», приводил к власти местных фашистов. Так же намеревался он поступить и в Румынии, главарь железногвардейцев Сима был верным и надежным сообщником гитлеровцев. Письмо, написанное 5 декабря 1940 года Гиммлером, начиналось словами: «Глубокоуважаемый партайгеноссе Хориа Сима!..» Дальше шел деловой разговор, не оставляющий никаких сомнений насчет того, кому служит Сима.
Передо мной фотография тех лет. Как много может сказать даже одно мгновение, запечатленное на снимке! Вот хотя бы это.
Антонеску и Сима стоят рядом. Они одеты в форму штурмовиков — коричневые рубашки без знаков различия, армейские широкие ремни с портупеей. Сима небольшого роста, со впалой грудью, черные волосы гладко зачесаны назад, он похож на Геббельса. Антонеску временно сменил свой пышный генеральский мундир на коричневую форму — чего не сделаешь, когда идет борьба за власть! За этими двумя лидерами высятся огромные, выше их на голову, фигуры гитлеровских генералов. Не придумаешь более наглядной иллюстрации к политической ситуации в стране! Антонеску отвернулся от Симы, смотрит вбок. И в этой позе тоже большой смысл. Дело в том, что Антонеску, блокируясь с железногвардейцами, вовсе не собирался уступать им власть! Он готов был сам взять на себя роль фюрера. Это понял Гитлер. Ему прежде всего нужна была румынская нефть, без которой замерли бы его танковые и авиационные армады. Гитлеру некогда было ждать, пока один из этих лидеров сожрет другого. К тому же борьба главарей вызовет столкновение партий, стоящих за ними, в стране начнутся беспорядки, а у Гитлера к войне все готово. Поняв намерения Антонеску, ощущая его силу как деятеля, за которым идет армия, да и просто видя в нем волевую личность, не привыкшую с кем-либо делить власть, Гитлер пожертвовал своим единомышленником Симой и стал сотрудничать с Антонеску. «Благородный» генерал Антонеску подавил тех, которые не хотели ему подчиняться, и сам фактически стал фюрером в стране и верным прислужником Гитлера. Что же касается Симы, то гитлеровцы вывезли его в Австрию, «интернировали» под городком Винер Нойштадт и содержали его как угрозу для Антонеску: как только тот начинал «своевольничать», ему напоминали о Симе — готовом дублере.
23 ноября 1940 года Румыния официально присоединилась к Берлинскому пакту о военном союзе, или, как тогда его называли, «ось Берлин — Рим — Токио». На территории Румынии началась подготовка плацдарма к нападению на Советский Союз — строились аэродромы, переоборудовались порты, прокладывались вторые колеи железных дорог. Гитлер посвятил Антонеску в план «Барбаросса». Вот передо мной еще фотография — Гитлер и Антонеску склонились над картой, и фюрер вдохновенно излагает ему свои стратегические планы. Антонеску 22 июня 1941 года без колебаний произнес роковые слова: «Приказываю перейти Прут!» Этот приказ был опубликован во всех газетах, а восход солнца в то утро было велено встретить колокольным звоном и молебном в честь грядущей победы.
Вот такой генерал противостоял теперь Петрову, а точнее — командованию Одесского оборонительного района.
ПЛАН ЭВАКУАЦИИ
В Приморской армии назначение генерала Петрова командармом было воспринято так (вспоминает Крылов):
«Отношения с новым командующим сразу установились простые и ясные. К Ивану Ефимовичу я давно уже испытывал не просто уважение, но и глубокую симпатию. И радовался, ощущая дружеское расположение с его стороны. Это отнюдь не мешало ему быть чрезвычайно требовательным. Чуждый всякого дипломатничания, прямой и естественный во всем, Петров умел говорить правду-матку в глаза и старшим и младшим. Можно было и с ним быть совершенно откровенным.
Подвижному по натуре Ивану Ефимовичу не сиделось на КП, и он находил возможность почти каждый день вырываться то в одну, то в другую дивизию. Впрочем, не только в характере Петрова было дело. После того как мы вывели из боя часть сил, обстановка на одесских рубежах снова становилась более напряженной, чреватой всякими осложнениями, и командарм считал необходимым лично бывать на переднем крае».
6 октября поздно вечером контр-адмирал Жуков собрал командиров и комиссаров дивизий и отдельных частей и сообщил им о порядке эвакуации.
По поводу плана эвакуации было много споров не только в период его разработки и утверждения, но и позднее, уже после войны, — в литературе и в разговорах.
Дело в том, что существовало два плана — тот, который успел до болезни разработать Софронов, и тот, который осуществил Петров. Споры сводились не только к тому, какой вариант лучше, но и кто автор блестяще осуществленного плана эвакуации.
Как говорят военные — правильно то решение, которое приводит к победе. Оба плана эвакуации были правильными — каждый в своей обстановке, при существовавшей на тот момент обеспеченности морским транспортом, что было очень важно в этом деле. Генералу Софронову предоставлялись корабли для последовательной перевозки дивизии, и он так и предлагал, загружая по 5–6 транспортов в ночь, постепенно вывезти войска из Одессы.
…Любопытные сюрпризы преподносит жизнь. Один из них ждал меня, когда рукопись этой книги послали для ознакомления в Институт военной истории Министерства обороны СССР. Рукопись попала на стол старшего научного сотрудника, кандидата исторических наук Ванцетти Георгиевича Софронова — сына командующего Приморской армией генерала Георгия Павловича Софронова!
Ему как знатоку событий, происходивших в Одессе и Севастополе, было поручено отрецензировать мою рукопись. Он не только выполнил это поручение, но и помог мне материалами — познакомил с опубликованными и неопубликованными воспоминаниями своего отца. Воспользовавшись его любезностью, я приведу здесь рассказ самого генерала Софронова о том, как он разрабатывал план эвакуации, в чем была его суть и отличие от плана генерала Петрова:
«— Сейчас подсчитаем наши транспортные ресурсы, — сказал Жуков и начал составлять список транспортов, которые можно использовать для эвакуации войск. В составлении этого списка ему помогал и Азаров.
Несколько раз они читали и дополняли список, и потом Жуков передал его мне.
— Вот, Георгий Павлович, тебе список посудин, и ты набросай план эвакуации.
Получив отправные данные, я ушел в свой кабинет и уселся за составление плана эвакуации, а вернее, за отработку порядка отхода войск на последующие тыловые рубежи и вывода дивизий из боя для их эвакуации.
Сейчас четыре дивизии армии занимают фронт 65 км. Оставить на этом фронте две дивизии нельзя, надо фронт сокращать, а это можно сделать только путем отхода на другой, более короткий рубеж, конкретно на вторую линию главного рубежа обороны: Крыжановка, Усатово, Татарка, Сухой лиман. Фронт этого рубежа составляет 40 км, из которых 15 км проходит по лиманам. Такой рубеж две стрелковые дивизии оборонять в течение короткого срока могут, хотя в этом случае этим дивизиям придется отбиваться от противника, превосходящего их состав в десять раз.
Мною за это время было продумано несколько вариантов, прежде чем окончательно принять какое-то решение: ведь этот вопрос для меня был новый, с этим вопросом я не был знаком даже и в теории.
С отводом двух дивизий на последующие рубежи — с тем чтобы одну из них эвакуировать — у меня дело не клеилось. Как я ни прикидывал — требуемого решения у меня не получалось. По моим наметкам выходило, что эвакуировать целиком одну дивизию из двух было нельзя. Можно было эвакуировать несколько полков, но из разных дивизий. Никаких сложных перегруппировок противник нам произвести не позволит.
Против моего предложения об отводе армии на вторую линию главного рубежа обороны и вывода двух дивизий из боя. у Жукова возражений не было.
..Я предложил за город не драться. За дни боев противник превратит город в развалины. Ведь по городу будут вести огонь несколько сот орудий и минометов. Город будет все это время объят огнем. Можно ожидать, что из 300 тысяч оставшихся в городе жителей десятки тысяч будут убиты и ранены или завалены камнем разрушенных домов…
— Надо отвести две наши последние дивизии со второй линии главного рубежа обороны сразу в порт на корабли, а для того, чтобы мы могли разместить на предоставленные нам транспорты бойцов, отказаться от эвакуации лошадей, части автомашин и даже части артиллерии. Это будет для нас дешевле, чем разрушение города и потери местного населения. Как говорится, перед смертью не надышишься, оставим ли мы Одессу тремя днями раньше или тремя днями позднее, значения не имеет, раз мы уже решили ее оставлять.
— Георгий Павлович, я согласен с твоим предложением. Надеюсь, что нам не придется и уничтожать машины, а тем более артиллерию. Будем добиваться у Октябрьского увеличения нам транспортных средств.
Больше мне над планом эвакуации не пришлось думать. Я доработался до инфаркта и 5 октября был эвакуирован в Севастополь».
