Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙI
Домов христианских здесь 33. Церковных старост — гиюу — 4. В субботу, с шести часов, на вечернее богослужение собирается человек 20, в воскресенье, с десяти часов, — то же число. Бывают собрания кенкиу–квай; братья собираются в первое и третье воскресенье в числе человек 6, читают Евангелие от Матфея и толкуют его (ринкоо) под руководством катихизатора; сестры собираются в первую и третью среду месяца, в числе человек 10; катихизатор объясняет им Священное писание.
Жертвуют христиане в месяц 3 ены 50 сен, из коих 1 ена идет на ренту за землю 100 цубо, что под церковным домом, — хозяину, язычнику, прочее на церковные расходы в молитвенном доме.
Церковный дом построен христианами вчерне на 160 ен; на циновки дано ими 25 ен, на перевозку и установку старой ограды — из Миссии, из Токио, 13 ен, на поправку текущей крыши — 17 ен. Всего на церковный дом издержано христианами около 250 ен.
Испытаны были дети в знании молитв; почти все оказались отлично знающими; розданы им маленькие образки; некоторые — не научены; сказано родителям поучение о необходимости воспитывать детей для Неба, в чем им помогают Ангелы— Хранители детей.
Говорено было о необходимости завести здесь мужское и женское «Кооги квай»; объяснено, как вести его.
В одиннадцать часов вечера собрание распущено.
25 октября/6 ноября 1892. Воскресенье.
Хацивоодзи.
С десяти часов утра обедница, пропетая очень стройно певчими, за что им потом две ены на конфеты, но они нашли лучшее употребление сим деньгам, обратив их на починку фисгармонии. Поучение состояло в объяснении молитвы Господней. После обеда посетили христиан, всего домов 30. Почти у всех дома не свои, а квартиры; у некоторых дома свои, но стоят на чужой земле; собственные дома на собственной земле только у богачей, а такими оказываются отцы некоторых учениц нашей миссийской школы, особенно богатые между ними Кобаяси и Таира; это большие производчики шелковых материй; у первого я смотрел ткание мужских шелковых поясов; нужна немалая сила, чтобы ткать их; бердом прибивается нитка три раза. В двух домах — общественные бани, и это у главного здешнего церковного хлопотуна и певца — Якова Масуда, и у отца ученицы Саломеи Судзуки; здесь, кроме того, верхний этаж отдается в наем зубному врачу, наезжающему из Токио. Подряд с домом Судзуки пустырь, где стоял дом ростовщика Ито, дочь которого в нашей женской школе; дом сгорел. Место продано, и там, где произошло ужасное убийство Ито, связанного предварительно медною проволокою, и трех других в доме, — земля выбрана и свезена в море, на место же ее насыпана другая земля с щебнем; та земля–де осквернена и грозит несчастием тем, кто стал бы жить на ней, — Дом у Сенума, старика, отца академиста Кавамото, собственный; торгует по–прежнему носками; в доме которого жена, сын с женой и ребенок, — еще сын, охладевший в вере и ныне обещавший исправиться. Иоанн Кавамото — приемышем у старухи, еще язычницы, дочь ее — невеста Кавамото, ныне в женской школе на Суругадае. Родной дом катихизатора Иоанна Кобаяси также собственный и хороший; хозяин в нем брат его, Александр; мать их христианка, жена Александра еще язычница. Собственный и богатый у повитухи Февронии, вдовы врача Пантелеймона, очень благочестивого; Феврония не ходит в Церковь, говорит — «некогда», но скорей — оттого, что охладела; двенадцатилетнего крещеного сына обещалась отныне учить христианству. — Особенно бедных между христианами нет. Были в некоторых домах таких, о которых вчера говорили христиане, что совсем охладели, никогда не ходят в Церковь; оказываются, однако, не безнадежными — тоже иконы стоят на своих местах и пред ними молятся. Дано катихизатору и священнику настоятельное внушение, чтобы постарались возгреть и других охладевших; христианам также толковано о сем.
К сумеркам едва кончили обзор христианских домов. С семи часов была вечерня с небольшим поучением. С восьми часов — проповедь для язычников, обычная начальная, но мало было их, человек около 10; наши христиане наполняли Церковь.
В двенадцать часов ночи простился с христианами.
26 октября/7 ноября 1892. Понедельник.
Хацивоодзи. Ицукаици. Гундоо.
В семь часов утра отправились из Хацивоодзи в Ицукаици. Дорога идет среди плантаций тутовицы. Шелковичный червь и здесь господствует не меньше, чем в Маебаси. Зато Хацивоодзи славится производством шелка и для вывоза, и для внутреннего потребления. В Хацивоодзи шесть раз в месяц бывает базар шелка: приезжие купцы и комиссионеры сидят, а пред ними проходят производчики и продавцы шелковых материй, и всякий покупает у них то, что нужно. В бойкое базарное время в один день, говорят, продается здесь тысяч на триста ен. В Хацивоодзи ткутся шелковые материи всех сортов, но для внутреннего потребления; за границу идет только шелк–сырец, который также производится здесь в изобилии, как из местных коконов, так и из присылаемых с окрестностей. Сейчас за городом, по дороге в Ицукаици, завод для разматывания коконов, где колеса приводятся в движение паровой машиной, а работают до 400 разматывательниц. — Дорога была премерзкая от вчерашнего дождя. Занимали возчики своим разговором дорогой. — Скоро все японцы будут христианами, — уведомляет передний возчик заднего, по–видимому, из новичков. — Что так? Чем же берет христианство? — А тем, что по смерти будет «раку» (блаженство). — Стало быть, у христиан уважаются «хотоке» (покойники)? — Очень уважаются… Вон у христиан Николай на Суругадае десять лет строился, — переходит опытный возница к более частному предмету. — А ты был на Суругадае? — спрашиваю я. — Как не быть! Я двенадцать лет был извозчиком в Токио. — Николая–то видел? — Видел — Какой же он? — Пониже тебя будет ростом. — Фигурой–то какой? — Совсем на тебя не похож, — уклончиво ответил он, — Добрый или недобрый? — Я не возил его, с этой стороны не знаю.
И, видимо, увлеченный своими воспоминаниями о Токио, начинает перечислять, где какие посольства в Токио; между прочим, Ликийское (риукиу) поместил у Кудан–сака (тогда как такого посланника и быть не может — Ликийские острова входят в состав Японии). Далее стал наставлять своего малосведущего собрата, что военные инструкторы в Токио все иностранцы. И что у одного из высших лиц сего рода одна нога каучуковая, так искусно, однако, приделанная, что нельзя заметить, что это не своя нога, и прочее, и прочее.
7 1/2 ри от Хацивоодзи до Ицукаици. но в продолжение четырех часов едва одолели сей путь; с полдороги начинается перевал, да такой, что нужно было отпустить дзинрикися совсем, кроме одной тележки для чемоданов, и идти пешком. Ицукаици — город, в котором 400 домов; производит больше всего древесный уголь. При входе в него зашли в молодому врачу — христианину, но совсем охладевшему. Дальше дошли до дома Моисея Хангивара, главного здешнего христианина, но и он оказался совсем холодным. Имеет он в своем доме почту, которою был занят в то время, когда мы пришли. Крещены еще в доме дочь его брата, лет восемнадцати, и ее младший брат. Указали нам второй этаж, куда мы по узкой лестнице взобрались и нашли печальное зрелище. На стене висит икона Спасителя с разбитым и запыленным стеклом; другая молельная икона — Святителя Николая, прекраснейшего письма, на золотом резном фоне, в киоте, данная потому, что здесь Церковь названа именем Святителя Николая, — лежит внизу, на разломанном японском столике; четыре домовые иконы и молитвенные книги в беспорядке навалены на столе. Так как хозяин не являлся, и не было никого из сей Церкви с нами, а было несколько пришедших встречать из Гундоо, то мы не могли начать богослужение, а стали рассматривать метрику. По ней крещеных в Ицукаици 23, из коих умерло 3, в другие места переселилось 6, охладел 1 (следовало бы сказать, что все охладели) — на месте ныне 13. Но попусту мы ждали кого–либо из сих 13. Наконец, появилась девица Кирина — сего дома; несколько раз посылали звать Моисея — хозяина; взошел и он, и о. Фаддей отслужил краткий молебен за живых сей Церкви, потом литию за Анну, жену Моисея. Пели я и катихизатор Стефан Тадзима. Хотели мы потом отправиться в гостиницу пообедать, ибо был уже первый час на исходе; но Моисей уже распорядился приготовить обед, от которого мы не могли отказаться. Из прочих членов сей Церкви во время нашего обеда заявилась какая–то Кириакия с младенцем, больше не дождались и не видали никого; врач обещался прийти на молитву, не пришел. Единственное благочестивое лицо в сей Церкви — старик Марк Хирацука — встретил нас еще дорогой, потом не раз появлялся на втором этаже, но всегда на минутку, ибо служит по поставленному делу и тогда тоже был занят; под конец ушел к себе домой, чтобы принять нас у себя, когда мы, следуя дальше в Гундоо, по дороге зайдем к нему.
