Бен-Цион Тавгер - Мой Хеврон
Участок, где стоит домик на могиле рава Элиягу де Видаса, называется «раввинским». Ноах изучил много источников и пришел к выводу, что здесь похоронены многие великие раввины и цадики прошлых веков. Вообще, он был инициатором расчистки этого участка.
Вскоре на кладбище начались работы, связанные с приближающейся годовщиной хевронского погрома — 18 ава. Прежде всего предстояло найти братскую могилу. У меня, признаться, и раньше были определенные предположения. Был снимок из «Книги Хеврона» — не одно, а ряд захоронений, обнесенных забором. На кладбище стояли бетонные столбики, из которых торчали прутья. Это наводило на мысль, что тут-то и был забор. Но мне говорили, что араб, некогда владевший кладбищем, хотел здесь поставить дом, потом раздумал, и это остатки фундамента. Выглядело это неубедительно.
Религиозный совет стал торопить нас. Сюда прислали подрядчика Хаима Зильбера, чтобы он помог нам найти и восстановить братскую могилу. Арабы-рабочие принялись усердно копать, но все их усилия ни к чему не привели. Тогда вдоль столбов стал копать я. Как бы в подтверждение своей гипотезы вскоре обнаружил ряд могил. Продолжил эти работы Хаим Зильбер, а я взялся за разборку заборов и террас. Все, что было намечено, мы завершили к 18 ава.
В годовщину хевронского погрома на кладбище приехала масса народа. Движение «Гуш Эмуним» затратило огромные средства. Со всех концов Израиля прибыли на автобусах тысячи людей. Но прошла церемония, на мой взгляд, слишком сухо и официально. Была выстроена трибуна. На нее поднялись важные лица: министр Бург, глава муниципалитета Кирьят-Арба Маевский, естественно, рав Левингер — и никого из тех, кто имеет к этому кладбищу самое непосредственное отношение. Кстати, когда предыдущий министр религий, Ицхак Рафаэль, приехал в первый раз на кладбище, он сразу подошел ко мне, подал руку и сказал: «Привет узнику Сиона в Израиле!». И поехал с нами молиться в «Авраам-авину».
Многие выражали недоумение, почему на трибуне нет ни меня, ни — что особенно возмущало — Сары Нахшон. Ведь ребенок Сары лежит на этом кладбище, с ее поступка началось восстановление кладбища.
Со всех сторон раздались возмущенные голоса, требования посадить Сару в президиум. И тогда рав Левингер, опасаясь скандала, пригласил Сару подняться на трибуну.
Десятки, если не сотни людей подходили ко мне, пожимали руку, выражая свое почтение. И для меня это было гораздо важнее, чем находиться на трибуне, установленной, кстати сказать, на еврейских могилах. Я чувствовал себя слегка смущенным, но в то же время был полон гордости.
План Ноаха состоял в том, чтобы объединить все три части кладбища и воссоздать его в первоначальном виде. Ноах стал часто ездить в архивы, библиотеки, познакомился с профессором Зеэвом Вильнаи, получил от него важные материалы. В результате выяснилось: разделение на три части — сефардскую, ашкеназскую и караимскую — произошло при короле Хусейне. Арабы рассекли кладбище двумя дорогами. Одна — асфальтированная — отделила ашкеназийскую часть, а другая — этакий крутой каменистый подъем — караимскую. Некоторые небольшие участки — наиболее древняя часть кладбища с захоронениями в пещерах — были просто захвачены арабами. Если же пойти на запад, вдоль северной стены, то здесь изменения произошли уже после Шестидневной войны. Военная администрация поставила здесь забор, который оградил не все кладбище, а лишь его большую часть. Длинный пояс, шириной примерно в десять метров, остался вне забора, как бы нейтральная зона до каменного забора арабов. Полоса эта арабами не осваивалась — побаивались, видимо, израильской власти. Но дальше кусок размером около двух соток был захвачен арабской семьей, они разбили там сад, примыкавший к их дому. Самый большой кусок кладбища был захвачен арабами в западной, ашкеназской части. И про него как будто просто все забыли. В план Ноаха соединить вместе все части кладбища включались и могилы Ишая и Рут-моавитянки. Ноах ездил к губернатору, тот обещал помочь, но мы знали: рассчитывать можно лишь на самих себя.
Начали мы с того, что сломали участок забора с северной стороны. Не весь, конечно, а сделали в нем проемы с таким расчетом, что если будут ставить новый забор, границей послужит каменный забор арабов — действительная граница кладбища.
На наши действия арабы сразу отреагировали бурно, можно сказать, перешли в наступление: на полосе шириной в десять и длиной в семьдесят метров стали срочно разбивать грядки помидоров. Сажали помидоры сразу две семьи, поделив между собой нейтральную территорию. Тогда мы откровенно применили силу: взяли столб и переставили его со старого места на новое.
В один из дней Ноах пришел на кладбище с группой туристов и увидел, как один араб пытается переставить столб. Ему помогала вся семья. С этой семьей у нас, вроде бы, сложились хорошие отношения: мы пользовались их водой для работ на кладбище, звонили с их телефона (за деньги, конечно). Ноах тут же подошел к арабам и велел не трогать столб. Если к столбу кто-то приближался, Ноах пускал в ход кулаки, и арабы от него отлетали. На место прибыла полиция и тут же стала брать показания. Араб сказал, что действительно хотел вырвать столб, но Ноах бил его так, что он отлетал метров на пять. Ноаха забрали. Скоро в полицию вызвали и меня. Поскольку у Ноаха не было опыта общения с нашей полицией, он не соглашался ставить подпись под своими показаниями. Его арестовали впервые. Сославшись на якобы плохое знание иврита, Ноах потребовал, чтобы я присутствовал в качестве переводчика. Наша версия состояла в том, что араб претендовал на территорию кладбища. На этой почве возник конфликт между соседями, и они подрались. Так полиция с наших слов и записала. Ноаха решили выпустить, но предложили оставить отпечатки пальцев. Тогда я по-русски сказал ему, чтобы ни в коем случае не делал этого. А полицейским мы сказали, что Ноах хочет посоветоваться с юристом.
В ту пору наши интересы представлял адвокат, обслуживающий движение «Ках» рава Меира Кахане. Нанимать своего юриста у нас попросту не было денег. Наши отношения с равом Меиром Кахане были очень хорошими, хотя мы и не члены его движения.
Связавшись с юристом по телефону, мы выяснили, что, согласно израильским законам, обязаны оставить отпечатки пальцев. Я положил трубку и сказал полицейским, что в Советском Союзе отпечатки пальцев берут только у уголовников, это ниже нашего достоинства, и мы отказываемся.
— Хорошо! — согласились они и разрешили Ноаху идти.
Вернувшись на кладбище, мы обнаружили, что столб исчез. Этого, собственно, и следовало ожидать. В ответ мы решили уничтожить их помидорные грядки. Вырвали саженцы и вернулись домой.
