Авраам Шварцбаум - Бамбуковая колыбель
«Ну, уж это-то совершенно очевидно! — снисходительно ответил я. — Конечно, Китайское море!»
(Я считаю необходимым отметить, что, несмотря на наши усиленные домашние занятия и стремление полностью соблюдать мицвот, мы с Барбарой все еще находились в самом начале нашего религиозного пути, и три основных заповеди пока что оставались нашими главными якорями. Мы полагали, что их соблюдения в Китае будет вполне достаточно, чтобы не позволить нашей семейной лодочке сбиться с правильного курса. Мы были чрезвычайно наивны и не подозревали о мириадах трудных проблем, подстерегающих религиозную еврейскую семью в чужих краях.)
НАКОНЕЦ, СО СБОРАМИ было покончено, и всего лишь несколько дней отделяло нас от даты отъезда. Пароходная компания уже отправила два наших небольших контейнера, договор о сдаче дома в аренду был подписан, авиабилеты получены. В один из последних наших вечеров в Америке Барбара вдруг обратилась ко мне с выражением озабоченности на лице:
«Я хочу попросить тебя кое о чем, но не знаю, как подступиться.»
«Если не знаешь, то давай лучше без церемоний.»
«Окей. Ты уже полгода носишь цицит. Я считаю, что тебе пора начать носить кипу постоянно, а не только дома или в синагоге.»
Признаться, я был даже рад, что Барбара подняла этот вопрос, потому что в последнее время он и мне не давал покоя. Честно говоря, я бы давно начал носить кипу и вне дома, просто мне казалось, что это будет выглядеть странно и вызывающе. Целых четыре года все мои коллеги, студенты и соседи видели меня без кипы; если теперь я появлюсь в лекционном зале со странной шапочкой на голове, они могут счесть меня чудаком…
Я чистосердечно признался Барбаре, какие противоречивые чувства меня обуревают.
«И еще кое-что на ту же тему, — продолжал я. — Мы с тобой ясно отдаем себе отчет, что только-только начали знакомиться с Торой. Есть еще много такого, чего мы не знаем или не понимаем. Вокруг нас почти никто не носит кипу. Если я неожиданно появлюсь в ней на людях, многие наверняка подумают, что я либо спятил, либо решил объявить себя раввином. А ведь раввину следовало бы гораздо лучше ориентироваться в еврейских вопросах.
Людям вообще свойственно ожидать определенного соответствия между внешним видом человека и его знаниями, между его одеждой и его поведением. Мне бы не хотелось обманывать доверие людей. Какой из меня раввин, ты знаешь. И вообще — я еще совсем не уверен в себе.»
«Да, до раввина тебе действительно далековато, — сочувственно ответила Барбара. — Но знаешь — у меня есть идея! Через два дня мы отправляемся на другой конец света. Почему бы тебе не надеть кипу в аэропорту? У тебя будет целый год на Тайване, чтобы самому к ней привыкнуть, а твои коллеги, студенты и соседи за это время успеют забыть, как ты выглядел до отъезда, и спокойно примут тебя таким, каким ты появишься перед ними после возвращения.»
Я не мог не признать, что это было идеальное решение всех моих проблем. В результате, выйдя утром, в день нашего отлета, к ожидавшему нас такси с Довом Хаимом в одной руке и с чемоданом в другой, я гордо вертел головой, на которую была надета красивая вязаная бело-голубая кипа.
И что вы думаете?! Уже в аэропорту, когда мы ожидали посадки на самолет, ко мне подошел какой-то человек и извиняющимся тоном спросил:
«Простите, вы, случайно, не раввин?»
Глава 2. Возвращение на Тайвань
ИМЕЯ НА РУКАХ двух маленьких детей, мы решили лететь с остановками, чтобы разбить чересчур долгое путешествие на несколько не слишком утомительных этапов.
Сначала мы посетили наших друзей в Туксоне и Сан Диего, питаясь своими запасами кошерной пищи и дополняя ее свежими продуктами, а затем провели три замечательных дня в маленькой японской гостинице на острове Окинава.
Гостиница — насквозь продуваемое ветрами орлиное гнездо, расположенное высоко над морем — уютно прилепилась к горному склону. Из ее окон открывался потрясающий вид. А прямо под нами спускались к морю ряды стройных сосен, днем и ночью наполняя нашу комнату свежим ароматом хвои.
Окруженные этой живописной красотой и превосходно обслуживаемые грациозной, наряженной в кимоно дочерью хозяина, мы неторопливо вкушали радость возвращения на Восток.
В Национальном аэропорту Тайваня нас ожидали Мей-Мей и ее семья (увеличившаяся к этому времени еще на двух детей и насчитывавшая в общей сложности восемь человек).
Встреча была такой неподдельно радостной, как будто мы вернулись в родной дом.
Проведя ночь в тайпейском отеле, мы наутро снова отправились в рыбацкую деревню Тамсуй, как мы поначалу думали, в свой двухкомнатный коттедж.
Было забавно видеть, как Двора, которая в Штатах обычно была объектом всеобщего внимания, здесь отошла на второй план, и все взгляды устремлялись на белокурого и светленького Дова Хаима. Даже ехавшие с нами в одном купе китайцы, вопреки своей обычной сдержанности, то и дело оборачивались, чтобы получше разглядеть это маленькое забавное чудо.
В Тамсуе мы с приятным удивлением обнаружили, что на этот раз Тамкунгский университет выделил нам современный, полностью оборудованный дом. Он выглядел так, словно его доставили сюда прямиком из Лонг-Айленда.
Среди прочих домов факультетского поселка он казался этаким архитектурным «перемещенным лицом» или каким-нибудь залетным гостем, не в меру принарядившимся перед неожиданной вечеринкой. Видимо, наши китайские хозяева несколько перестарались в своем стремлении угодить западным коллегам.
Барбара первым делом занялась реорганизацией кухни. Она объяснила Мей-Мей, что, как евреи (йо-тай реп), мы обязаны подчиняться определенным правилам и выполнять специфические обряды.
Они вместе отправились за покупками и вскоре вернулись с новехоньким набором посуды, кастрюль, сковородок и прочих кухонных принадлежностей.
Дома Барбара сообщила слегка ошалевшей от неожиданностей Мей-Мей, что все купленные предметы нужно немедленно отнести к морю. Когда Мей-Мей поинтересовалась в чем дело, Барбара попросту заявила, что мы, «как евреи», обязаны каждый предмет кухонного обихода окунуть предварительно в морскую воду.
Ненадолго призадумавшись, Мей-Мей преодолела эту новую трудность с той же решительностью, с какой справлялась со всеми прочими проблемами, которые жизнь неустанно возводила на ее пути, и тут же заказала такси, которое отвезло нас к ближайшему ручью, впадавшему прямо в Китайское море.
Таксист припарковал машину прямо на пляже и с величайшим изумлением наблюдал, как мы, выгрузив свою поклажу, перетащили ее на несколько метров ниже по течению и стали погружать в проточную воду. Потом он покачал головой, повернулся к Мей-Мей и спросил, что означает этот странный ритуал.
