Павел Пирлинг - София
Великий князь Александр был не из таких, чтобы обнажить меч; он не в силах был противостоять врагам, соединившимся против него. Мир с Москвою улыбался ему более. Чтобы получить выгодные условия, он думал о браке с дочерью Ивана III. Соперник, превратившийся в тестя, послужил бы щитом против Молдавии и Крыма, может быть, даже дал бы пособия для войны против турок. Как ни были малоосновательны эти надежды, они тем не менее пленили миролюбивого Александра, немедленно же принявшегося за дело.
Брачные переговоры начались в 1492 году и продолжались более двух лет без вреда для военных действий. Паны литовские первые высказали эту мысль московским боярам. Раз начало было успешно, официальные послы принялись за его продолжение в конце того же года. Их образ действий служит отражением нравов того времени; получив поручения уведомить о смерти Казимира и восшествия на престол нового государя, они приступили в деликатному брачному вопросу только тогда, когда вино развязало язык. Русские, не видевшие еще дна в своих стаканах, осмотрительно ответили, что лучше заниматься миром. Поистине с обеих сторон желали окончания войны и даже брачного союза: Александр чувствовал свою слабость в военном отношении, Иван же битвам предпочитал интриги и переговоры. Если великий князь выказывал мало поспешности, это служило признаком только того, что он занимал положение для предстоящей дипломатической борьбы.
В надежде достигнуть соглашения, несмотря на разногласие в подробностях, в Москву в январе 1494 года прибыло посольство. Проект брака был оставлен к концу. Русские прежде всего требовали занятий политическими вопросами. Как ни были оживлены прения, они продолжались недолго, и литовцы уступили во всем, согласившись на важные земельные уступки. Вязьма переходила к Ивану, который один получил выгоду от исправления границ. Их честолюбие точно так же было принесено в жертву, и титул «государя всея России» был признан за великим князем Московским под условием, чтобы он отказался от притязаний на Киев – священную колыбель русской народности. Столь уступчивые противники заслуживали того, чтобы стать друзьями, и ничего не препятствовало больше их государю стать зятем Ивана, который предлагал ему взамен дешевые обещания мира с Крымом и Молдавией. 2 февраля послы попросили от имени их государя руки Елены, старшей дочери великого князя, «чтобы, говорили они, заключить вечную дружбу и семейный союз на все времена». Выражения, увы, более пышные, чем справедливые! Ответ был, естественно, утвердительным и проникнутым набожной покорностью воле Провидения. Через четыре дня, 6 февраля, по случаю обручения послы видели Елену в первый раз. Накануне великий князь поставил условием, чтобы его дочь сохранила греческую веру и чтобы в деле религии она не потерпела никакого принуждения. Литовцы поклялись в этом своими головами.
Вскоре все значение этого обязательства выяснилось на одном случае, который не предвещал ничего доброго. Счастливый видеть наконец войну оконченной, Александр от всего сердца ратификовал все и позволил себе лишь легкое добавление в том, что касалось веры невесты; если Елена, прибавил он, пожелает по доброму желанию принять нашу римскую веру, она вольна это сделать. Это ограничение встретило энергичное сопротивление московских посланных, отправленных в Литву для обмена грамот. Они с ужасом отвергли примирительную редакцию Александра. Пришлось обратиться к самому Ивану, оказавшемуся в данном случае еще более неумолимым, чем его послы. Политика укрепляла православное рвение Ивана. Он поставил гордо такую дилемму: или разрыв брака, или устранение этого условия. Александр уступил вновь. 26 октября 1494 года он подписал собственной рукой и припечатал своим гербом грамоту, где, согласно московским требованиям, совершенно было выкинуто неприятное условие.
Когда эти уступки устранили последние препятствия, литовские послы, Ольханский и Забережский, прибыли в Москву в 1496 году за невестой. Празднества и пиршества не помешали Ивану окружить себя хитрыми предосторожностями. Он потребовал повторения брака, согласно греческим обрядам, по окончании латинской церемонии, устройства в Вильне православной церкви рядом с княжеским дворцом: произвольные притязания, послужившие впоследствии источником взаимных неудовольствий. В виде приданого Елена получила только строгий приказ о посещении греческих церквей; что касается до церквей латинских, то самое большее она могла их посетить раз или два из любопытства. Православная свита невесты не должна была торопиться своим возвращением и составить в Вильно постоянный двор. Иван снабдил их самыми подробными инструкциями насчет того, кому где сидеть, как одеваться, как делать визиты и устраивать обеды: от этого наставления не отказался бы китайский мандарин с красным шариком на шапочке.
Обручение было торжественно отпраздновано в Вильно 18 января 1496 года. Сначала было служение православной церкви; боярыни расплели девичью косу Елены; ее волосы свободно рассыпались по плечам; на ее голову была надета кика с фатой, головное убранство замужних. Присутствующие осыпали ее хмелем, и священник благословил ее крестом. Кортеж направился потом в кафедральный храм Святого Станислава, где брачное благословение было дано по латинскому обряду епископом виленским Адальбертом Табором. К великому соблазну русских, священник едва мог прошептать свои православные молитвы. Те же затруднения при держании венца над новобрачной и при питье вина, после чего сосуд, по старине, должен был быть разбитым у ног. Наконец, на другой день неслыханное дело: новобрачные не отправились омыться в баню.
Для чести домашнего очага нужно предположить, что медовый месяц княжеской четы не был омрачен взаимными недоразумениями между тестем и зятем. Они начались очень скоро за торжеством бракосочетания.
Поистине, жертвы, принесенные Александром, заслуживали сожаления, но отчего не был доволен Иван? Не представляли ли блестящих результатов, добытых дешевою ценою, приобретения земель почти без борьбы, возведение православной на трон Гедимина, возникновение новых могущественных уз между Россией и Литвой? Но внук Калиты вдохновлялся теорией, открывавшей ему горизонты более широкие. В огромной равнине, лежащей между Карпатами и Уралом от Балтийского моря до Черного, не обращая внимания на политику и опираясь исключительно на национальный принцип, Иван различал три рода земель: земли польские, земли литовские и земли русские. Границы трех государств, по его мнению, должны кончаться там, где кончались границы племен, а Литва не соглашалась поступиться своими завоеваниями насчет русских. Иван негодовал на нее за это сопротивление, смертельно и громко предъявлял свои права на отеческое наследство, ища не более и не менее как Киева и Смоленска. Любопытно отметить здесь первое официальное требование России. Это был еще только панрусизм, ибо Польша и Литва оставались неприкосновенными; панславизм явился позднее. Это настроение духа у Ивана сказывалось постоянными придирками при исполнении перемирия. Можно было бы сказать, что договор 1496 года обязателен только для слабейшего, между тем как сильнейший продолжал свои захваты, не боясь войны. В самом деле брак не изменил положения. Раздел провинций соответственно их национальностям оставался в области фантазии. Споры о мелочах продолжались. Союзы оставались в прежней силе. Хан крымский и господарь молдавский не разоружились. От простой случайности вражда могла прорваться наружу. Иван по произволу мог это вызвать, ибо он приготовил себе благовидный предлог для вмешательства в дела своего зятя, когда ему заблагорассудится. Читатель помнит, что он после обручения потребовал новых обеспечений для веры Елены, придавая условиям договора большие размеры. Александр их не принимал, и поборник православия имел в виду воспользоваться этим отказом во всем, где только можно[16].
