Михаил Люстров - Фонвизин

И шире — что для Фонвизина религия? Каковы его духовные искания? Был ли он глубоко верующим человеком? Об этом «наш первый скептик» рассказывает в «Чистосердечном признании» и рассказывает очень обстоятельно. Другое дело — можно ли считать этот источник достоверным? Не пытается ли его автор, к тому времени уже разбитый параличом и стремящийся постигнуть причины этого божьего наказания, подправить свою биографию и нарисовать портрет вымышленного персонажа? Несомненно, его «признание» «чистосердечное» и истинное, настоящее «христианское раскаяние», но не заблуждается ли он на свой счет, не выдает ли за действительное желаемое? По этому поводу существуют самые различные, часто диаметрально противоположные мнения, и все они в равной степени мало доказуемы. Из его покаянного повествования, остающегося главным источником сведений о событиях жизни и образе мыслей молодого Фонвизина, следует, что он всегда был добродетелен и совестлив, пережил заблуждения молодости, из-за «безрассудной остроты» прослыл безбожником, но его доброе сердце всегда было открыто для Бога и «благоговейно его почитало».

Как следует из «Чистосердечного признания», главным искусителем и противником Фонвизина был князь Козловский: в 1763 году он ввел юного москвича в общество петербургских богохульников, в 1769 году познакомил его с вельможей, чей безбожный образ мыслей смог «поколебать душу» молодого человека. По Фонвизину, знакомство с вольтерьянцем Козловским в конечном итоге послужило его спасению: от него он бежит в 1764 году, ему он «по наитию здравого рассудка» объясняет «безумие неверия» в 1769 году. Фонвизин утверждает, что в этот год он пережил духовный переворот, задумался о вере и оказался способен здраво о ней рассуждать. Теперь, «придя в совершенный возраст», Фонвизин непрестанно упражняется в «богомыслии», штудирует Библию, а после многочисленных бесед с «умным человеком», сенатором и отечественным философом (правда, в свое время сильно обидевшимся на Тредиаковского и по этой причине едва не заколовшим его шпагой, своими «плутнями» рассердившим Ломоносова, а в спасительном для молодого Фонвизина разговоре начавшим бранить обер-прокурора Священного синода Петра Петровича Чебышева исключительно «из личной ненависти») Григорием Николаевичем Тепловым находит способ «определить систему в рассуждении веры». По совету Теплова Фонвизин читает «Самуэля Кларка доказательства бытия Божия и истины христианской веры», и его смутные предчувствия и «правильные» ощущения тотчас подтверждаются «неоспоримыми доводами». Цель достигнута, существование Бога сомнению больше не подвергается, правда, теперь, на рубеже 1780–1790-х годов, перед Фонвизиным стоят несколько иные задачи: бывшему богохульнику необходимо понять, в чем причина его мучительного недуга, чем он прогневил Бога и за что он понес столь суровое наказание.

В 1791 году в окрестностях далеких Ясс от малярии скончался светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический, и в этой связи его соученик по университетской гимназии Денис Фонвизин пишет свое краткое «Рассуждение о суетной жизни человеческой». Для Фонвизина смерть известного всему свету всесильного вельможи поразительна и поучительна, ее внезапность ясно доказывает суетность и тщету славы мира. Автор же не первый год страдает от неизлечимой болезни, «лишен руки, ноги и части употребления языка», но Бог, пославший столь ужасные мучения, не отбирает у Фонвизина жизнь. В страшном наказании несчастный «страдалец» видит проявление высшего милосердия: ведь Господь отнял у него способность «изъясняться словесно и письменно» в тот момент, когда вернувшийся из-за границы успешный писатель приобрел суетную славу, и его яркие и несомненные таланты могли бы «быть более вредны, нежели полезны». Просвещенный Богом и потому преисполненный благодарности безнадежно больной Фонвизин несет свой крест смиренно и с благоговением.

О причинах своего недомогания он рассуждает и в «Чистосердечном признании», называет грехи, за которые влачит столь жалкое существование, и, как ему представляется, знает момент, когда стала «скапливаться его болезнь». Все началось в ту минуту, когда петербургский книготорговец Вевер расплатился с ним за перевод басен Хольберга, снабдил нежного юношу книгами, которые «развратили его воображение и возмутили душу». По свидетельству Вяземского, незадолго до смерти Фонвизин рассказывал собравшимся в церкви �