Яков Гройсман - Валентин Гафт: ...Я постепенно познаю...

Ласкала камень синяя волна.
Как удержать ее он ни старался,
Она ему шептала: «Не вольна,
Мой Океан опять разволновался».

Ты с ума сошел, прибой?
На кого пошел ты в бой?
На свою подругу сушу?
На ее земную душу?

Я вам, фонарь, хочу сказать одно:
Служа искусству света беззаветно,
Вы освещали так порой дерьмо,
Что становилось и оно заметно.

На небо взлетел писатель,
Звездный час его настал.
Легок, пуст, парит в халате,
Всё, должно быть, рассказал.

Когда умрем – сойдем со сцены,
Пусть раньше я – потом и ты,
На нас поставят, как антенны
На телевизорах, – кресты!

Быстрей тебя – обычный самолет,
Но разве может он с тобой сравниться!
Зависит от меня его полет,
А ты свободна маленькая птица.

В забытом кармане монета лежала,
Была она мелкой и стоила мало,
Но цену монета себе набивала
И старый карман про себя презирала.

Однажды забытый карман приоткрылся,
И пальцами кто-то в монету вцепился.
Когда она звякнула в мокреньком блюдце,
Ей снова в карман захотелось вернуться.

Ах, неделя моя полуночная,
Вся счастливая жизнь впереди.
Если это и есть мое прошлое,
Значит, прошлое всё – впереди!

Скомпрометировано имя Волка,
Съел внучку с бабушкой – таков его удел,
А выстрелы и псы ему вдогонку
За то, что зайца съесть еще хотел.

Детей пугают им еще с пеленок.
За что? За то, что горд? За то, что смел?
Чтоб в будущем какой-нибудь подонок
От страха застрелить его посмел.

Волк – оппозиция, он зверь, а не собака,
Но право у людей отстреливать волков,
Но право у людей на них ходить в атаку
И бить их в окружении флажков.

Не трогайте волков, лес – только их
планета.
Друг друга поедайте в городах,
Друг друга предавайте в кабинетах,
Но на волков не списывайте страх.

Пусть сказки переходят век от века,
Пусть будут детки снова их читать,
Я волком называю – человека,
Чтоб человеком – волка называть.

Если б знали его предки,
Что за рвом, водой, за сеткой
Мечется их родич редкий,
Наступая на объедки,

Что в пижамках его детки,
Что бросают им конфетки,
Что полоски, как пометки,
Тени черной, страшной клетки.

Лоснится шпротой тело длинное,
Всосав в трубу, крольчонка схавала,
Витками, как по полю минному,
Ползет змея, как почерк дьявола.

Ползет наземное лохнесское,
Как шланг намокший, бесконечное.
Ползет красивое и мерзкое,
Нас искушающее, вечное.

Не олень он и не страус,
А какой-то странный сплав,
Он абстракция, он хаос,
Он ошибка, он жираф.

Он такая же ошибка,
Как павлин, как осьминог,
Как комар, собака, рыбка,
Как Гоген и как Ван Гог.

У природы в подсознаньи
Много есть еще идей,
И к нему придет признанье,
Как ко многим из людей.

Жираф —
Эйфелева башня,
Облака над головой,
А ему совсем не страшно,
Он – великий и немой.

Нет, на спине верблюда неспроста
Волнистый путь от шеи до хвоста,
Теперь, бредя по огненной пустыне,
Где нет оврагов, гор, где ни куста,
Он вспоминает те прохладные места
И ночи ждет, когда земля остынет.

Нет, он не торт,
Не шоколадный.
На двух ногах,
Живой, громадный,
Забыв достоинство и честь,
Перед хлыстом стоит,
нескладный
В попонке цирковой,
нарядной
За то, чтоб только дали есть.

Мартышка, малышка,
Что чешешь подмышки?
Что попочку чешешь,
Затылок и лоб?
Скажи, за какие такие делишки
Аж в клетку тебя засадить кто-то смог?
С тобой мы похожи,
Наивные рожи,
И глазки, и ушки, и пальцы, и рот.
Чесался б я тоже,
Кто знает, быть может,
Всё мог сделать Боже наоборот!

Только ноги, только шея,
Остальное – ерунда,
Остальное только тело,
То, куда идет еда.

Тычет воду длинным клювом,
Точно шлангом со штыком,
И рыбешек и лягушек
Поглощает целиком.

Ну, а к вечеру устанет,
Одну ногу подожмет
И застынет одиноко,
Словно рыцарь Дон Кихот.

В небо цапля не взлетает
Уже много, много лет.
Небеса не принимают
Этот странный силуэт.

А он рискнул,
А он заговорил,
И всё, что слышал,
Взял и повторил.

Что б нам услышать
То, что говорим,
Когда, чего не ведая,
творим.

Зачем же так?
Природе вопреки.
Но если он – дурак,
Мы – дважды дураки.