Николай Храпов - Счастье потерянной жизни - 3 том
Павел сидел нагнув голову и, опершись руками о землю, произнес, покачивая головой:
— Понял, Господи! Хотя нет молитвы, нет огня, нет другого выхода, кроме этого страшного потока, но есть Ты — веди дальше!
— Ты хочешь домой? — продолжала та же мысль, — но прав ли Я буду, отпустив тебя таким? Ведь Я пока в тебе разрушаю все ветхое. Нужен ли ты самому себе такой разрушенный, несобранный? Непригоден ты и Мне. Посмотри на себя и ответь: к чему принесенные жертвы и такой великий жизненный путь, не пройденный до конца? Смирись! И дай Мне назвать тебя Своим. Ты боишься остаться здесь на всю жизнь? Но ведь ты отдал ее Мне навсегда и убедился, что она несколько раз была потеряна, что она не твоя. Я хочу показать тебе счастье необычайное, счастье вне человеческих расчетов и чувствований, счастье вечное и именно твое, но это счастье может быть только достоянием потерянной жизни и потерянной ради Господа. Не мешай Мне!
Еще ниже опускалась голова Павла от этих мыслей, а они были такой силы, что он усомнился: не говорит ли ему эти слова Некто вслух?
* * *
После этого настроение его изменилось. Павел значительно успокоился, убедившись, что Господь не оставил его, однако дальнейшая жизнь на этом месте для него стала нетерпимой, и он стал ожидать перемен. Появились слухи, что многих людей собираются перевести еще дальше в горы, и он, якобы, тоже назначен управлением как опытный специалист. Это или что-то другое помогло созреть решению Владыкина — непременно покинуть эту страшную долину ключа Штурмового. О своем решении он доложил начальнику отдела и получил отказ с угрозой, но несмотря ни на что, Павел оставил работу и через несколько дней пришел в управление прииска с просьбой о получении какого-либо документа. Получив документ, он собрался в неведомый для него путь. Одно озадачило его, ведь без специального пропуска с этой территории он переезжать никуда не мог. Но в душе Владыкина появилось непреодолимое желание к выезду и уверенность в благополучном переезде. К вечеру он благополучно прибыл в Северное управление и без труда разыскал одного из товарищей, с которым когда-то вместе прибыл пароходом на Колыму.
Из беседы с новыми людьми стало известно, что выехать на родину нет никакой возможности, и все попытки к тому бесполезны. Наряду с этим, Владыкину посоветовали пробираться в совхозы, где люди заняты только сельскохозяйственными работами. Преимущество жизни в совхозах было в том, что там было доступным питание свежими овощами и молочными продуктами. На прииске же питание не только строго нормировано, но состояло, в основном, из концентратов, а овощи были только в сушеном виде.
Было принято решение — пробираться в совхоз Эльген.
Павлу не пришлось долго раздумывать. Утром, на следующий день, ему передали, что в Магадан направляется с каким-то грузом автомашина, и несколько вольных мужчин и женщин сидят около гаража, в ожидании ее отправки. Собирая пожитки, буквально на ходу, он выбежал, чтобы присоединиться к этой компании и подошел в тот момент, когда пассажиры уже разместились на машине, а шофер делал последний осмотр.
— Землячок, — обратился к нему Владыкин, — разреши доехать с тобой до Левого берега (поселок на Колыме), на Эльген пробираюсь, работать по агрономии.
Шофер поднял голову: перед ним стоял юноша в приличном костюме с значком парашютиста на груди и небольшим чемоданом в руке. Внешний вид его и те немногие слова, с какими он обратился к шоферу, не позволяли никак подозревать, что это "вчерашний" заключенный, какие во множестве сновали кругом, провожая завистливым взглядом машину в Магадан.
— Ну что ж, везти не мне придется — мотору, а разрешение тебе будут давать оперативники на постах по трассе, мне все равно, садись! — ответил ему шофер и уже, когда Павел поднялся наверх, добавил вдогонку: — Не жениться ли парень надумал, что-то молодоват ты в агрономы.
В совхозе Эльген в большом количестве жили и работали заключенные женщины, поэтому ко всем, кто туда пробирался в индивидуальном порядке, принято было выражать недоверие.
Владыкин не ответил на последний вопрос, так как, приняв его за вольнонаемного, сидящие женщины наперебой начали укорять шофера, по их выражению, мерившего всех на один аршин. Все три поста автомашина проехала беспрепятственно, так как пассажиры, в глазах оперативников, не вызывали подозрений, тем более, что трое или четверо из них, сверху показали паспорта.
На Левом берегу Павел слез и, расплатившись с шофером, поспешил к другим подъехавшим машинам, искать попутчиков. К его радости, попутная машина действительно нашлась, и Владыкин, не рассмотрев в ночных сумерках хозяина, попросил довезти его до совхоза, а шофером оказался капитан военизированной охраны. Поняв это, Павел сильно смутился, решив, что все его предприятие провалилось, и что, проверив его далеко не убедительные документы, его возвратят обратно на прииск. Но капитан, взглянув на аккуратный, незаурядный его вид да румянец, вызванный волнением, спросил не без любопытства:
— А вы что, в командировку или, может быть, к нам в дивизион? Мы давно ожидаем пополнения.
— Нет, товарищ капитан, я хочу устроиться агрономом и не на Эльгене, а дальше на Мылге, — ответил Павел.
— Да зачем вам такое захолустье, наш старший агроном Морозик забегался один, и он с радостью примет вас. У него, хотя и есть там старик — заключенный, но ведь не сравнить его же с молодым. Да и нам, в коллективе, нужно пополнение, — возразил собеседник. Впрочем, поговорим по дороге, я везу человека к себе, и сейчас заеду в лагерь часа на 4 отдохнуть, не спал всю ночь. Вам придется подождать здесь, в ожидалке, а потом мы поедем, я повезу вас до самого Эльгена.
Владыкин был очень рад, видя, что капитан посчитал его за своего и так расположился к нему. Точно в назначенное время они тронулись в путь; капитан сел в кабину, а Павлу отдал свой тулуп, который ему так пригодился, хотя и был июль месяц. Трасса проходила по тем колымским прижимам, о которых складывались самые страшные рассказы. И действительно, узкое полотно автотрассы по обрывистым, порой нависшим скалам над бурлящей рекой Колымой, поднималось на высоту более, чем 200 метров, и извивалось крутыми поворотами-серпантинами, и, по рассказам очевидцев, немало смельчаков провожало в ледяную пучину, совершенно бесследно.
Полярная летняя ночь не пощадила и Владыкина, так как и без того зияющие обрывы напрягали все нервы, а ночью они были еще выразительнее и таинственнее. А когда автомашина выбегала на вершины перевалов и стремительно опускалась вниз на крутых поворотах, Владыкин впервые ощутил, что это такое, когда у человека непроизвольно захватывает дыхание. "Это, действительно, дорога в ад — думал он. — И зачем нужно мне было ехать в такую пропасть?" — сожалел Павел, поминутно, судорожно хватаясь за упакованные веревки. Но для шофера, который проезжал, может быть, сотый раз, все эти виражи были отрезвляющими, разгоняющими дремоту.
