Александр Звягинцев - От первого прокурора России до последнего прокурора Союза
В 1858 году, когда начались подготовительные работы по освобождению крестьян от крепостной зависимости, князь С. Н. Урусов, с разрешения Министерства юстиции, был включен (по выбору от дворянства) в члены комитета по улучшению быта помещичьих крестьян в Московской губернии.
Вслед за этим император Александр II назначил его директором духовно-учебного управления при Святейшем Синоде. Свои директорские обязанности Сергей Николаевич совмещал с членством в главном управлении цензуры духовного ведомства. Вместе с новым назначением ему был пожалован чин действительного статского советника, а спустя несколько месяцев — и звание камергера двора его величества.
В 1861 и 1862 годах князь Урусов временно исполнял должность товарища обер-прокурора Святейшего Синода; тогда же он стал и статс-секретарем императора, а в 1864 году произведен в тайные советники и утвержден в должности товарища обер-прокурора Святейшего Синода. Наряду с этим он продолжал руководить духовно-учебным управлением. В том же году С. Н. Урусов становится Сенатором, а в 1865 году — и государственным секретарем. Он также временно исполнял и должность главноуправляющего 2-м отделением.
Несмотря на чрезвычайную занятость и постоянное совмещение ответственных постов, князь Урусов успевает много и плодотворно трудиться в целом ряде обществ и комитетов. Трудоспособность его была поразительной. В частности, он являлся членом совета так называемого императорского человеколюбивого общества, которое занималось обширными благотворительными делами. Общество содержало большое количество школ, богаделен, приютов, больниц, институтов слепых, домов дешевых квартир, столовых, мастерских и тому подобных учреждений в Петербурге, Москве и других городах империи. Кроме того, Урусов состоял также членом комитета призрения заслуженных гражданских чиновников, ведавшим назначением пенсий и пособий отставным чиновникам, «впавшим на службе в неизлечимую или тяжкую болезнь», а также их вдовам и детям.
В 1867 году С. Н. Урусов был назначен главноуправляющим 2-м отделением собственной его императорского величества канцелярии.
В апреле 1867 года министр юстиции и генерал-прокурор Д. Н. Замятнин был освобожден от занимаемой должности, а на его место император временно поставил князя Урусова, продолжавшего одновременно руководить и 2-м отделением.
Замена министра произошла в то самое время, когда судебная реформа только-только начинала набирать обороты, и были открыты лишь два новых судебных округа — Санкт-Петербургский и Московский. Это, конечно, не могло не отразиться на темпах судебных преобразований в России. Князь Урусов, хотя и слыл человеком высокоэрудированным и умным, прекрасно разбиравшемся в уголовном, гражданском и процессуальном законодательстве, все же не обладал той широтой кругозора, которая была присуща Д. Н. Замятнину. Главное же — он был человек консервативных взглядов. А. Ф. Кони писал, что С. Н. Урусов «один из вреднейших людей царствования Александра II, тормозивший всю законодательную деятельность». Он называл его «хитрым и умным российским Полонием».
Свою деятельность в министерстве юстиции Урусов начал с разработки плана и порядка введения Судебных уставов в Харьковском округе и других местностях России. Приходилось решать и другие вопросы. В тех губерниях, где уже была проведена реформа, наряду с новыми судебными установлениями продолжали действовать и прежние суды, рассматривавшие старые дела. Одновременное существование различных судов создавало неудобства, так как в одной и той же местности дела, в зависимости от времени их возникновения, решались по совершенно различным процессуальным правилам. Поэтому еще Д. Н. Замятнин предпринял попытку несколько сократить число уездных судов, а также стал объединять палаты уголовного и гражданского судов. С. Н. Урусов продолжил работу в этом направлении, однако серьезных успехов так и не достиг. Суды оказались заваленными старыми делами. Было очевидно, что необходимо провести коренное изменение порядка разрешения старых дел в местностях, где действовали новые суды. Для этих целей князь Урусов образовал при Министерстве юстиции специальную комиссию. Она пришла к мнению, что для разбора завала старых дел нужно командировать, до открытия новых судов, «ревизующего Сенатора», предоставив в его распоряжение тех лиц, которые подлежали назначению в новые суды. Поскольку на повестке дня стояло открытие Харьковской судебной палаты, то князь Урусов направил туда тайного советника барона Торнау. В его распоряжение был передан весь личный состав будущего судебного округа. Хотя ревизия Торнау и не решила всех проблем (старых дел оставалось еще очень много), она все же в значительной мере подготовила почву для «развязки» этого вопроса в будущем.
По наиболее актуальным проблемам надзора генерал-прокурор С. Н. Урусов направил подчиненным ему прокурорам несколько циркулярных распоряжений. Он произвел некоторые назначения высших чинов прокурорского и судебного ведомств. В трех новых судебных округах (Петербургском, Московском и Харьковском) в 1867 году значилось 150 прокурорских работников. Министерство юстиции пополнилось 24 выпускниками Императорского училища правоведения. Всего там обучалось 247 воспитанников в основных и 71 — в подготовительном классах.
15 октября 1867 года последовал высочайший указ Правительствующему Сенату: «Главноуправляющего II отделением Собственной Нашей Канцелярии, Статс-секретаря, Тайного советника Князя Урусова Всемилостивейше увольняем от временно возложенного на него управления Министерством юстиции, с оставлением его во всех прежних должностях и званиях». Другим указом государь объявил С. Н. Урусову «душевную свою признательность за временное отличное управление означенным Министерством».
В своих воспоминаниях А. Ф. Кони так писал о нем: «Тщедушный с виду, очень любезный в личных отношениях, обладавший большим опытом в кодификации, «хитроумный» и уклончивый, он был выдающимся представителем тех влиятельных «государственных людей», которые умели тормозить движение нашего законодательства по самым назревшим и жизненным нуждам страны под предлогом «преждевременности». Признавая по большей части тот или другой проект в существе правильным, он усматривал, однако, в нем лишь звено к целой цепи преобразований и нововведений, отлагаемых «до неопределенного времени», и так называемым «деловым языком» доказывал его неприемлемость «в настоящее время». Этим языком, вытравлявшим своими бесцветными оборотами живое чувство и яркое убеждение, он обладал в совершенстве».
