Наталия Варбанец - Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе
Средневековая книга разноцветна: цветные инициалы, красные заголовки в начале текста, глав, знаки рубрик (параграфов) — все это применялось в различных сочетаниях и с различным искусством в скрипториях разного уровня и зависело от назначения списка, социального статуса, состоятельности, претензий заказчика или мыслимого покупателя. Обилием киноварных строк отличалась книга богослужебная, списки парадные украшались особо тщательно. Инициалы могли быть просто красными, могли превращаться в многоцветный узор с золотом, с гротескным, линейным, растительно-фигурным орнаментом или рамкой по полю книги, с гербом владельца, изображением автора и т. п. Полихромность ученой книги этим, как правило, ограничивалась. Иллюстрации — темперные миниатюры или упрощенные рисунки пером, подкрашенные акварелью, применялись обычно в книгах для необразованных или в развлекательных, т. е. кроме особых жанров (часовники, басни, иногда комедии Теренция), преобладающе в народноязычных. И изначально и особенно — с развитием множественного книгописания в скрипториях происходило разделение труда между переписчиками, рубрикаторами (из писцов же), миниаторами и пр., а значит — становление как бы макетов для книг разного назначения. Писцы, как правило, оставляли пустые места для всех цветных элементов. Сверх этого — плюс еще условные сокращения и систему пеции (требовавшую умения рассчитать текст) писчий труд рационализации не допускал. Писцы ремесленниками не считались и своих цехов не имели. Вспомогательные книжные ремесла, включая художников, были цеховыми, для них рационализация давалась книгами образцов — инициалов, орнамента, композиции миниатюр, наблюдаемым с XII в. применением трафаретов, прорисей, затем деревянных и металлических штампов, упрощавших нанесение контуров (сперва бескрасочных). Штамповка вытесняет резьбу по коже в переплетном деле. Так в книгописной практике возникают определяющие книжный обиход типы книги. Но технической стороны изобретения они подсказать не могли, ее истоки следует искать во внекнижных сферах средневековой культуры.
Ранние прославления книгопечатания, отмечая его отличие от письма, о сути изобретения говорят редко, о технических предпосылках ничего. Для современников главное было в смене одного универсального способа делать книги другим. Техники, т. е. приспособлений труда, позволяющих безвариантно повторять один и тот же объект, в Европе предпечатной поры известно мало. В основном это ткацкий станок, набойка по ткани, бумажные по образцу мукомольных мельницы с последующей разливкой тряпичной массы по сетчатым формам установленных размеров. Последнее было одним из условий книгопечатания: без производства бумаги — сравнительно с пергаменом дешевого, легко воспринимающего оттиск материала — и без ее стандартных размеров его не могло быть. Описаний ремесла тогда почти не составлялось, обучение происходило практически, наглядно, изустно, от мастера к ученику. Поэтому и технические предпосылки и состав изобретения реконструируются из сопоставления техники типографи́и с одновременным состоянием смежных ремесел, насколько оно известно науке. До недавнего времени прямой предтечей типографи́и считалась лубочная печать — первый известный для Европы способ множественной безвариантной повторности изображений, иногда текстов: в 1440 г., например, в Италии упоминаются печатанные с досок Псалтырь и донат. Это мнение опиралось на один из ранних рассказов об изобретении, в котором говорится о переходе от печати с досок к применению литер. Оно и породило вековые недоразумения, в частности долго бытовавшее убеждение, будто первые опыты Гутенберга состояли в распиливании деревянной доски на отдельные буквы (и будто идею ксилографии он вычитал из «Путешествия» Марко Поло). На самом деле лубочная печать могла подсказать разве что принцип безвариантной множественности одного и того же воспроизведения. Технически и производственно между нею и типографским процессом — пропасть. Ксилография была механизацией, и то частичной, лишь для получения оттисков. Вырезывание на доске представляло последовательное начертание буквы за буквой, подобное процессу письма. Способ получения оттисков (увлажненная бумага накладывалась на окрашенную доску и притиралась вручную) из-за глубины полученных контуров и загрязнения оборотной стороны бумаги допускал только одностороннее использование каждого листа (блокбухи сшивались сгибом листов наружу, чтобы оборотная сторона гравюр была скрыта от взгляда). Это удвоение количества бумаги на каждое издание не имело значения, пока дело шло о небольших книжечках; при больших текстах оно было экономически немыслимо. Печать с досок исключала разнообразие репертуара, материал предопределял крупность и неровность шрифта и невозможность корректуры, что ограничивало сферу лубочной книги лоточной, «ярмарочной» продукцией. В применении к донатам, календарям, небольшим душеспасительным сочинениям этот способ благодаря дешевизне производства бытовал наряду с типографским и после конца XV в. Универсальным, т. е. пригодным для книги любого объема, содержания и назначения, он заведомо стать не мог.
Технически суть изобретения типографи́и заключалась в том, чтобы, разложив письмо на составные элементы — буквы, знаки препинания и т. п., включая пробельный материал, обеспечить наиболее рациональный способ неограниченного производства каждого знака (литеры) и возможность составлять из них в любой последовательности подобие доски (печатную форму), что требует стандартизации и взаимозаменяемости литер по кеглю (высота литеры) и по росту (длина ножки). Другими словами, узловая проблема заключалась в способе производства шрифта. Задача стандартизации и взаимозаменяемости частей вставала впервые, на несколько столетий опережая все другие области производства, и могла быть решена только в металлической технике. Для решения ее нужно было создать постоянный образец каждой литеры — зеркально и выпукло гравированный пунсон, при помощи которого чеканилась форма (матрица) для отливки, и обеспечивающий отливку в одинаковом кегле и росте прибор (словолитный инструмент), который из-за разной высоты и ширины букв алфавита должен был иметь раздвижные стенки. Нужно было найти состав металла — твердый и нехрупкий для пунсона, более мягкий для матрицы; от сплава шрифта требовалась легкоплавкость, чтобы он принимал форму тончайших линий буквы, достаточная твердость, но без хрупкости, чтобы он выдерживал давление, не деформируясь и не ломаясь, но не рвал бумагу. Для печати с металла нужен был иной — жирный — состав краски, чем пригодная для ксилографии краска водяная. Необходима была механизация оттискивания — печатный стан, не считая привходящих решений — способа закреплять бумагу при печатании и др. Кроме всего, в то время перед человеком, задумавшим универсальный способ механизации производства книги, вставал вопрос, принимать ли в расчет и каким образом красные строки и прочие цветные элементы оформления. В целом изобретение типографии представляло комплекс технических задач, для самой постановки коих тот перечень технических предпосылок, который, наряду с лубочной печатью, обычно приводится — вообще высокий уровень обработки (литья, чеканки, гравирования) металлов, использование буквенных пунсонов для чеканки надписей на медалях и сооружениях, употребление пресса (отжимного) в виноделии, переплетном деле, бумажном производстве и пр., — недостаточен. В нем не хватает той конкретной отправной точки, от которой исходил Гутенберг. О том, что таковая была, говорит одно из наиболее авторитетных первосвидетельств об его изобретении — анонимная «Кельнская хроника» 1499 г., которая, сообщая, что der erste vynder der druckerye (первый изобретатель печатания) был Йоханн Гутенберг, упоминает die erste vurbildung — начальный прообраз этого искусства в Голландии, «в тех донатах, которые там до этого времени печатались», подчеркивая, что нынешнее искусство изобретено много совершеннее и точнее (meysterlicher und subtilicher vonden). T. e. речь идет уже не о вообще предпосылках, а о еще каком-то виде дотипографского книгопечатания. Сведения эти восходят к профессионалу: автор хроники ссылается на кельнского прототипографа Ульриха Целля, учившегося своему делу в Майнце при жизни Гутенберга. Целль не стал бы говорить о голландских донатах, если бы они были ксилографическими: лубочная печать к 1440 г. была распространена повсеместно. Значит, подразумевался другой способ, более близко связанный с типографским.