Евгений Велихов - Я на валенках поеду в 35-й год... Воспоминания
Летом по прежнему маршруту мы ездили на «Запорожце» в Крым на «царский пляж», с заездом в Ялту и Форос. Следующим летом отправились на Соловки. Бродили по болоту, собирали морошку. В Белом море на мелководье мелкая камбала забирается прямо под ноги. Переправились на Соловки. Взяли лодки и поплыли по каналам на Святое озеро. Остановились на островке и начали подводную охоту. Охота на Соловках — очень своеобразная. Ночи нет, солнце бродит вдоль горизонта. Можно охотиться под водой всю ночь. В основном охотились на окуней. Окуни в Святом озере обитают на трёх уровнях: на верхнем и среднем — маленькие и средние окуни, где средние питаются мелкими; внизу — гигантские окуни со средними окунями в желудке. Иногда гарпун пневматического ружья отскакивал от их чешуи. Обстановка выглядела нереальной: плывёшь ночью по каналу, а вокруг будто белые привидения; над озером — знаменитая церковь, где садисты власти соловецкой пытали заключённых и сбрасывали вниз по лестнице. Соловецкая голгофа…
В Белом море богатейшая подводная фауна, морские звёзды и актинии. В дамбе — протока, там мы охотились на зубатку. Сверху видишь рыбу и ныряешь к ней. Зубатка — безобидная рыба, но с мощными зубами, которыми она легко разгрызает раковины мидий. Если по неосторожности сунешь ногу ей в пасть, она может вцепиться, что с нами однажды и случилось.
В то время реконструкция монастыря ещё не началась, все монастырские постройки были разрушены и запакощены сначала лагерем, а затем моряками. Власти превратили монастырский рай в совковый ад с пыточными и знаменитой «селёдочницей», в которую набивали людей и ждали, когда они задохнутся. СЛОН — Соловецкий лагерь особого назначения — был полигоном, на котором отрабатывалась гулаговская система физического и духовного уничтожения.
В один из отпусков, когда Наталья опять уехала в экспедицию, я отправился к Г. И. Будкеру в Новосибирск на конференцию по физике плазмы и термоядерному синтезу. На конференции много общался с директором Принстонской лаборатории А. Готлибом. В это время Принстон искал выход из стеллараторного тупика и начинал смотреть в сторону токамаков. После конференции Г. И. Будкер повёз гостей на Ангару в пансионат, построенный Н. С. Хрущёвым для Д. Эйзенхауэра в преддверие его визита (прерванного полётом Ф. Г. Пауэрса), оттуда — на Байкал.
Я остался на Байкале и на пароходике перебрался в Нижнеангарск — маленький городок на берегу озера. Посмотрел знаменитый провал, образовавшийся в результате разрушительного землетрясения в начале XX века. На рыболовецком катере переплыл к речке, соединяющей Байкал с красивейшим озером Фролиха, куда спускаются окрестные скалы, покрытые снегом. Американский комбинезон позволял охотиться на тайменя и в речке, и в озере. В озере охотился внутри бесконечной стаи мелкой рыбы. Стая устроила вокруг меня пустоту и вращалась на некотором расстоянии — так, видимо, они защищались от нерпы. У меня был гарпун на длинной леске, но старался больших потерь стае не приносить. Долго выслеживал огромную щуку, один раз почти настиг — она всплыла около меня из ила, как подводная лодка, но головой в обратную сторону. Пока я разворачивался для выстрела, щука быстро исчезла. Всё же я её выследил и убил, но, как оказалось, зря — она была старая и невкусная.
От Фролихи пешком спустился к Байкалу и дошёл до горячих источников. По дороге наблюдал охоту нерп. Они плыли, как бредень, загоняя к берегу рыбью стаю. Затем набросились на рыбёшку и начали её крошить. Уже потом ели кровавый суп. В Нижнеангарск вернулся на катере, а оттуда — самолётом через Иркутск — в Москву.
Несколько позже друзья пригласили меня с Натальей в студенческий строительный отряд на Сахалин. В отряде нас сразу подключили к работе: вычищать шкуру свежеубитого медведя. Немного поболтавшись в Сахалинске, отправились на Кунашир через Шикотан. На Кунашире поднялись на север, сходили к вулкану. Я приспособился ловить крабов. Руками взять краба трудно, нырял, захватывал его авоськой, и волна выбрасывала нас на камни. Спасал опять комбинезон. То с Охотского моря, то с океана шёл холодный горизонтальный дождь. Может быть, это был не дождь, а ветер нёс морскую воду. На пляже около маленького источника горячей воды можно было вырыть яму и, регулируя камешками приток горячей и холодной воды, создать локальный комфорт.
Однажды мы собрались в поход в глубь Кунашира. Сначала продирались через густой мокрый бамбук высотой метра в два. Затем вышли к фумаролам — маленьким серным вулканчикам. Заткнёшь его пальцем, давление начинает расти, и он плюётся серой. Когда совсем замёрзли, вышли к маленькой горной речке. Вода была тёплая, поэтому залезли в нее во всей одежде. По мере подъёма против течения температура росла. Шли, пока можно было терпеть. Вылезать очень не хотелось. Вокруг замшелые ёлки, косой холодный дождь, а в воде тепло и уютно.
На берегу, на заставе, пограничники удивлялись, как нам в голову могла прийти сама мысль — ехать в отпуск на Кунашир! Договорились с водителем «Студебеккера», и он перевёз нас на другую сторону острова. Ехали по мелководью и чёрт знает по чему. Хорошая машина… На берегу бухточки Японского моря поставили палатку. Оттуда в хорошую погоду был виден остров Хоккайдо. Я сразу полез в воду и наткнулся на огромного палтуса — полметра на полметра. Вытащил его, и мы с Натальей поняли, что на этом охота кончилась. Позже проезжающие рыбаки подкинули нам горбушу, питались также крабами и гребешками. Я нырял с фотоаппаратом, находил бычка, снимал и щёлкал его по башке.
Вернулись на Сахалин. Охотились в озере, познакомились там с храброй рыбкой, отчаянно защищавшей свою икру. Потом перебрались на берег океана и поставили палатку. Ночью начался шторм. Было впечатление, что кто-то вёдрами лил воду в палатку. Вылезли, сняли палатку, надели комбинезоны и пошли в город. По дороге зашли в баню, высушились. В аэропорту сдали вещи в камеру хранения (в рюкзаках были изрядно воняющие дары моря) и стали ждать свой рейс. Перед вылетом нам с ненавистью выдали наши рюкзаки. Это была одна из постоянных проблем. Вторая — наши свинцовые пояса для погружения, весом примерно 20 кг. Я их таскал в отдельной авоське, чтобы не было перегруза.
Из Пахры на «Запорожце» впервые выбрались на Плещеево озеро. Добрались до берега, благо «Запорожец» можно было вытащить из колеи руками. Поставили палатку, постреляли плотву и щуку, покормили комаров… Ночью спали крепко, не заметили, как кто-то спёр нашу резиновую лодку. Так состоялось первое знакомство с Плещеевым озером.
Более постоянным нашим охотничьим и грибным угодьем стала Шатура. Пришло известие, что на Шатурской станции — первой подмосковной станции плана ГОЭЛРО, построенной ещё академиком А. В. Винтером, — заканчивается торф. В это время я стал искать пути расширения работ по управляемому термоядерному синтезу. Решил последовать примеру академика А. Е. Шейндлина и заинтересовать работами по токамакам Минэнерго и министра П. С. Непорожнего. Меня поддержал А. П. Александров, у которого были хорошие отношения с П. С. Непорожним. Я съездил на Шатурскую станцию и познакомился с замечательным инженером, как теперь говорят, менеджером станции, Сергеем Максимовым. В войну он был пилотом, получил ранение, повредившее позвоночник. Несмотря на инвалидность, закончил Московский энергетический институт и начал успешную карьеру энергетика. В то время он был директором станции — хозяином-отцом города. С этим замечательным человеком, инженером-самородком, энергичным, любознательным, предприимчивым и доброжелательным, мы дружили до конца его жизни.
