Яков Абрамов - Василий Каразин. Его жизнь и общественная деятельность
Неудачи не уменьшали, однако, энергии Каразина, и он неутомимо работал для поднятия хозяйства южной России. Он вводил в культуру новые растения – разные иностранные виды ржи, китайскую пшеницу, испанский ячмень, пропагандировал разведение нового тогда картофеля, брал на себя выписку всяких семян из-за границы, вводил неизвестное тогда на черноземе удобрение, изыскивал меры борьбы с вредными насекомыми, изобрел особый «украинский овин», усовершенствовал «китайский каток» и т. д. Особенно горячо Каразин стоял за распространение садоводства и вообще древесных насаждений. В своем имении он развел обширный сад, а на полях посадил повсюду по межам множество лесных деревьев. Лесоразведению, равно как и охранению существующих лесов, он придавал огромное значение. На эту тему Каразиным было написано несколько статей, где он говорит о необходимости тщательного охранения существующих лесов, о легкости разведения новых и т. д.
Мы лишь слегка коснулись хозяйственной деятельности Каразина и не упомянули многого, чем он занимался в этой области. Человек неутомимый, с широкой энергией, свободный от узости «практических» людей, Каразин хватался за все, в чем видел общественную пользу, и во всем, за что он ни брался, он далеко опережал свой век. Его пыл и преданность вопросам, которыми он занимался, были так велики, что он увлек даже тогдашнее сонное провинциальное общество и соединил вокруг своих проектов группу лиц, образовавших что-то среднее между ученым сельскохозяйственным обществом и коммерческим предприятием.
Это было филотехническое общество, возникшее в Харькове в 1811 году. Учреждая это общество, Каразин имел в виду поднять хозяйство южной России. В изданных им «Мыслях об учреждении филотехнического общества» он такими чертами описывает тогдашнее состояние хозяйства южных губерний: «Поля обрабатываются скудно; хижины напоминают времена первобытные; с севера выписываются прививки и садовники; грязные винокурни, дымом ослепляющие глаза работников и пожравшие немилостиво большую часть лесов наших, и подобные же им селитроварни суть единственные наши фабрики».
Само собою разумеется, что управителем дел общества был избран Каразин. В сущности, он один и составлял все общество. Остальные члены, число которых доходило до ста, относились крайне пассивно к затеянному делу, довольствуясь участием в собраниях, которые совпадали с ярмарками и на которые смотрели просто как на развлечения, да выражением неудовольствия на управителя дел. Каразин один устраивал «заведения», производил разные опыты, составлял отчеты о них и писал статьи, печатал «Акты» общества, произносил речи в собраниях и показывал членам общества опыты, вроде указанного выше с мясными консервами, и т. д.
Филотехническое общество, просуществовав около 10 лет, закрылось, после того как с «управителем дел» его приключилась неожиданная катастрофа, о которой мы будем говорить в следующей главе.
Глава VII
Удалившись в конце 1804 года в деревню, Каразин посвятил себя всецело местной общественной деятельности, хозяйственным и научным занятиям и заботам о своих крестьянах. Но, как человек, близко принимавший к сердцу судьбы своего отечества, он не мог оставаться равнодушным к тому, что делалось в сферах, управлявших этими судьбами, равно как и к общему внешнему и внутреннему положению России. Полагая, что право, данное ему Александром I, – писать последнему непосредственно, минуя все правительственные инстанции, и говорить ему правду, не отнято у него, несмотря на то, что потеря расположения к нему императора выразилась в весьма реальных фактах, – Каразин считал себя обязанным время от времени пользоваться этим правом и обращаться к Александру I с письмами, в которых выражал свое мнение о происходивших тогда событиях. Так, в 1807 году он написал письмо Александру I по поводу вмешательства России в европейские дела, которое Каразин обоснованно считал в высшей степени пагубным для России. За это письмо, которое, к сожалению, доселе не напечатано, Каразину пришлось высидеть неделю на гауптвахте. Следующие десять лет Каразин, по-видимому, ни разу не обращался к императору. Можно думать, что неисполнение тех надежд, которые Каразин вместе со многими другими возлагал на Александра I при его восшествии на престол, разочаровало его в императоре. В 1817 году Каразин, однако, снова пишет письмо к Александру I, возмущенный несколькими фактами, которые позволило себе тогдашнее реакционное правительство, вроде высылки за границу престарелого профессора Харьковского университета Шада за либеральные идеи. В письме этом Каразин объяснял подобные факты изменническим отношением к России сильных тогда людей, которые желали подобными деяниями повредить достоинству и чести России. Понятное дело, что такого рода письмо не могло понравиться ни Александру I, в это время все более и более склонявшемуся к реакции, ни тем сильным людям, которых Каразин обвинял в измене. Но еще более сильное неудовольствие должен был навлечь на себя Каразин письмом, написанным Александру I в 1820 году, и объяснительною к нему запискою, составленною по требованию императора. В письме этом Каразин «говорил правду» Александру I с такою бесцеремонною и смелою прямотою, которая становится просто удивительною, если принять во внимание тогдашнее мрачное время – время господства Аракчеевых и Магницких.
Тяжелое время переживала тогда Россия. Все либеральные начинания Александра I превратились в «забытые слова». Всё, что в начале царствования этого императора было покровительствуемо им, теперь строго преследовалось. Место религиозной свободы заняли религиозные преследования. Крестьянский вопрос был сдан в архив. «Вольный дух» преследовался в самых невинных его проявлениях. В университетах царили Магницкие и Руничи; в армии свирепствовал Аракчеев, создававший чудовищные «военные поселения»; в центральном правительстве главную роль играли разные иностранные авантюристы, ренегаты прежнего либерального направления и мракобесы – мистики и формалисты. Печатное слово было задавлено. Повсюду царило шпионство. Ловкие люди пользовались случаем и ловили рыбу в мутной воде. Злоупотребления всякого рода сделались открытыми. Воровство совершалось на виду у всех. Притеснения сильными слабых не находили никакой узды. Всякая попытка противодействовать такому порядку вещей оканчивалась самым печальным образом для смельчака. Словом, это была обычная картина всякой реакции, вызывающей на арену жизни все темные элементы общества, при других условиях скрывающиеся во тьме и теперь преследующие все светлое.
