Катрин Шанель - Величие и печаль мадемуазель Коко
— Поцелуй же меня, малышка, — говорил мне Марк. — Ты не хочешь? А раньше ты хотела… Не хочешшшшь?
От этого змеиного шипения я начинала вопить, но некому было прийти на мой голос, и я просыпалась сама, мокрая от пота, с дико колотящимся сердцем… И некому было успокоить меня от этого ужаса. Даже мой брат не приходил больше. Быть может, чувствовал, что будет не к месту в роскошной «Ла Паузе»…
И все же однажды она пришла. Быть может, еще не спала и услышала мои крики из своей комнаты… Или прислуга сказала ей о том, что в моей спальне творится что-то странное. В любом случае, Шанель возникла у моего изголовья и, как я и мечтала, вытерла пот с моего лба своим платком.
— Ш-ш, ш-ш, — сказала она, как говорят младенцам, чтобы унять их рев. — Что с тобой? Тебе приснился кошмар?
Сбиваясь и все еще плача, я рассказала ей свой сон.
— Бедная девочка. — Мать обняла меня. Ее ласки были так редки, что я замерла, боясь спугнуть ее. — Ты очень страдаешь? Почему ты мне не сказала?
Я говорила, но она не желала меня слушать. А вот сейчас ей пришла охота. Я была слишком тронута ее вниманием, чтобы обижаться на нее.
— Ах, Вороненок, это жизнь. Мы теряем друзей и близких, а однажды наши друзья потеряют нас. Ты ведь доктор, это ты должна мне это объяснять, а не я тебе… Расскажи мне. Ты держишь все в себе, это плохо. Расскажи, и ты сможешь отпустить эту историю.
Путаясь и запинаясь, я рассказала ей о том, как влюбилась в доктора, как он помогал мне, как заставил поверить в собственные силы. И то, как он отверг меня, тоже не утаила. Яркий лунный свет заливал мою комнату, но я не увидела на лице Шанель усмешки. Я рассказала ей, как он узнал о своей болезни, как наблюдал за ее течением и как решил покончить разом, чтобы не превращаться в беспомощную развалину.
— Он поступил правильно, — кивнула Шанель. — Многие осудили бы его… Но не я. Как, ты говоришь, называется эта болезнь?
Я сказала.
— И от нее нет никаких лекарств? Ее невозможно вылечить? И заболеть может кто угодно?
— Лекарств нет. Вылечить нельзя. Чаще болеют женщины среднего и преклонного возраста. Но болезнь можно предупредить.
— Как?
— Заниматься физическими упражнениями, стимулировать умственную деятельность и придерживаться сбалансированной диеты.
Мать кивнула, словно запоминая.
— Кстати, средиземноморская кухня очень полезна. Тут мало выявлено больных.
— Значит, мы удачно тут поселились?
От этого «мы» у меня вдруг защипало глаза. Хотя я и понимала, что мать, быть может, не имеет в виду себя и меня. А, скажем, себя и Мисю. Или себя и герцога…
— Ты плачешь, Вороненок? Не нужно. Друзей нужно провожать с улыбкой и идти дальше.
— Как ты?
— Как я. Ты ведь знаешь, мы схоронили Дяга? Мы с Бенни и Мисей плавали на «Облаке», собирались дойти до Венеции. Но как-то утром радист принял радиограмму на имя госпожи Серт. «Мися, я умираю. Серж». Бенни повел себя прекрасно, он немедленно приказал ускориться, и мы полным ходом пошли к Венеции. Дяга мы нашли в клоповнике, называемом «Гранд-отелем». У него был приступ сахарной болезни, ведь он пренебрегал рекомендациями врачей, плевать хотел на диету и работал, как проклятый. А ведь эту болезнь тоже нельзя вылечить… Дяг так переменился — исхудал, трясся весь в испарине. Эти олухи Лифарь и Кохно не знали, что с ним делать. В номере духота, грязь, невозможно достать нормальной еды, доктор не приходил, и денег у них нет. Мися все взяла в свои руки, скоро у больного дежурила сестра, а я вернулась на яхту.
Шанель поморщилась. Она боялась всего, что касалось болезни, человеческой немощи, ненавидела кровь, стоны, запахи телесных выделений и лекарств. По возможности она старалась удалиться от всех этих неприятных вещей, но так искренне признавалась в этом, что ни у кого не хватало духу возмутиться.
— Я проснулась на рассвете и вдруг поняла, что в эту самую минуту Дяг умер. Вендор развернул яхту без лишних разговоров, и, выйдя на берег, я встретила Мисю. Она шла к ювелиру, чтобы продать свое ожерелье. Эти деньги предназначались на похороны Дяга. У него не было отложено ни одной монетки, он все отдал балету, а средства Миси ушли на лечение. Я оплатила похороны… Ах, Вороненок, какая красивая была церемония! Дягилев оценил бы ее, если бы мог видеть. На рассвете по каналам Венеции плыли гондолы, на первой — черной с золотом — покоились останки Дяга. Во второй сидели мы с Мисей и все его друзья, а в третьей — шестеро православных священников, все, которые были в Венеции. Они читали молитвы прекрасными голосами, словно ангелы, и эхо их голосов разносилось над водой. Вся процессия направилась к острову Сент-Мигеля, к кладбищу жителей Венеции, и там мы закопали Дяга. Он заснул вечным сном под кипарисом… Как это было красиво! Какой покой был в этой церемонии! Мне хотелось немедленно лечь под кипарис рядом с ним!
Я слушала, словно она рассказывала мне волшебную и страшную сказку. Она ненавидела разговоры о болезнях и смерти, так что эта беседа была настоящим откровением.
И я положила ее руку себе на лицо, чтобы она почувствовала, что мои слезы высохли.
Глава 10
Шанель очень серьезно отнеслась к вопросу профилактики болезни Альцгеймера. Она заказывала блюда средиземноморской кухни, приказывала употреблять оливковое масло вместо животного жира и, кроме того, ввела в домашний обиход шахматы — как тренировку для ума. На мой взгляд, ей вполне хватало пищи для ума, но она вскоре изрядно выучилась играть. Я подарила ей шахматы, сделанные каторжниками на каменоломнях, — фигурки из черного и белого мрамора, сделанные грубо, но с наивной старательностью. Она не оценила подарка, и вскоре кто-то подарил ей драгоценный раззолоченный набор на доске из черного дерева и слоновой кости. Ими она и играла — порой и с герцогом Вестминстерским.
Вендор стал частым гостем в Рокебрюне. Это местечко располагало к себе: отличная пристань для яхты, потрясающий вид с виллы, достойные соседи — лорд Бивербрук и лорд Ротерман, владелец газет «Дейли экспресс», «Санди экспресс», «Дейли мейл», «Ивнинг ньюс». Тут можно чувствовать себя свободно вдали от посторонних глаз: Шанель даже слугам наказывала как можно реже попадаться на глаза. Рыбалка, шахматы, идиллические прогулки по оливковой роще… Герцог писал акварелью виды Рокебрюна, а Шанель, встав на цыпочки, тянулась заглянуть ему через плечо. Что за идиллия! Но порой этой экстравагантной парочке наскучивало уединение, они вскакивали в автомобиль и мчались в Монако, словно их по пятам преследовали черти. Там в казино они проигрывали огромные суммы в баккара и рулетку, и возвращались на рассвете, опустошенные, довольные.
