Котэ Махарадзе - Репортаж без микрофона
Не чувствую ничего, кроме боли. Едва различаю шепот врачей: обрывки фраз, отдельные слова. Напрягаю всю свою волю, чтобы расслышать…
— Боль спасла человечество! — говорит мудрый, как Гиппократ, Пипия.
Дядя Эгнате! Пришел, значит. Когда-то он учился на медицинском вместе с моей мамой (правда, выйдя замуж, она, к сожалению, бросила учебу).
Больные, узнав, что их будет оперировать академик Пипия, мгновенно преображались — настолько твердой была вера в его чудодейственные руки…
— Боль — это сигнал! — продолжал свою мысль Эгнате. — Сигнал к бедствию. Она сообщает нам, иногда даже кричит: «Дело плохо! Принимай срочные меры!» Не будь боли, мы бы не знали, что именно разладилось в организме и что надо лечить.
Так вот оно что! Значит, и моя боль — сигнал: сердце предупреждает, что надо поаккуратнее относиться к себе, что нельзя так расточать свою молодость, силу, энергию, свое здоровье. Нельзя так много играть в театре, читать лекции в институте, вести репортажи, сниматься, писать… Нельзя! Потому что рано уходить из жизни в 38-летнем возрасте, ничего в сущности не сделав, ничего не достигнув и, как выясняется, ничему не научившись.
Моя сердечная мышца была закалена 7-летними занятиями в хореографической студии, тренировками, баскетболом, фехтованием и уроками ритмики. Я неожиданно ощутил прилив злобы — злился на самого себя. Нет, брат, сердце тут ни при чем, ты сам доконал себя. А ну-ка, вспомни, сколько раз был тамадой за последние месяцы, как часто приходилось засыпать под утро, а через пару часов вновь бросаться в водоворот завтрашнего дня…
Мое больное сердце кипело от гнева на самого себя — единственного виновника случившегося. Мама и жена могут возложить ответственность на твоих друзей, на ту среду, в которой ты вращаешься. Но неправда это! Никто не заставит человека делать то, что ему не хочется.
Слова кудесника от хирургии заставили меня задуматься серьезно… Нет, я не стал давать клятву, что исправлюсь, изменю ритм жизни. Просто принял к сведению сигнал, посланный болью… Это было как звук от падения маленького камешка где-то высоко в горах, который подметил натренированный слух альпиниста. Отдающийся эхом далекий стук может не означать ничего, а может и оказаться первым предупреждением о грозной лавине…
Но существует в жизни и боль иного плана, не физическая. Тогда приходится преодолевать самого себя, все делать через «не могу»…
Представьте себе, скажем, артиста, которому постоянно сопутствует успех, который все время находится на гребне славы. Что ни роль — удача, что ни выступление — триумф, что ни гастроли — восторженный прием… Разве возможен творческий Рост при таком стечении обстоятельств?! Без неудач, малых или серьезных, без боли в сердце (не в медицинском, а в эмоциональном смысле), без сомнений, без трудной борьбы с самим собой, — без всего этого рост невозможен. Талант иссякнет неминуемо.
Если так, то настораживающая, мобилизующая боль — наш вечный союзник, как ни странно. И жизненный опыт помогает научиться превозмогать боль, даже самую сильную, обрушившуюся неожиданно и неведомо откуда.
Человеку свойственно заблуждаться — так утверждает древняя латинская пословица. Осознать свою ошибку можно только через самоанализ, путем долгих размышлений и терзаний, превозмогая душевную боль…
Как жаль тех, кто уходит из жизни, ни разу не заглянув в себя, не попытавшись переосмыслить собственную систему ценностей, ни разу не усомнившись в ее истинности!.. Они как носороги — умеют идти только в одном направлении, не сворачивая, а говорят и размышляют о себе только в превосходной степени. «Яд себялюбия всех змеиных злее», — учил Томазо Кампанелла. Какая точность текста и великолепие подтекста! Для театрального искусства это верно вдвойне.
Истина не знает мелочей. А жизнь, наоборот, полна ими. И не надо цитировать Апостола Петра, чтобы уверовать: если мы думаем, что не имеем греха, то обманываем самих себя.
Глубоко убежден: назвать свою жизнь полнокровной мог только тот, кто прошел через тернии, преодолел боль, становясь выше и богаче после каждого пройденного барьера. Это процесс внутренний, индивидуальный, наблюдаемый, анализируемый самим художником-человеком.
Театр — сложный и далеко не однозначный организм. Тут даже удача иной раз может не принести радость, а обернуться болью. Душа актера легко ранима, но нашему брату «скидки» на ранимость не нужны. Если надо, мы — и небьющиеся, и водонепроницаемые, и нержавеющие, и даже железобетонные. Хотя о том, чего стоил каждый пройденный шаг, знает только сам артист…
Ломать копья в споре об объективности спортивного комментатора не перестанут никогда. На роль критика сгодится любой желающий, независимо от возраста, пола, образования, вероисповедания, рода деятельности… Тут нет никакого ограничения, в споре могут участвовать все…
Дискутировать с микробиологом, физиком или биохимиком никому не придет в голову. Другое дело — область театра или спортивного репортажа. Тут нет формул и точных измерений, все — дело вкуса. А стало быть, можно ругать сколько влезет — увлекательно, как в домино резаться. А если ты что-то критикуешь (все равно что!), значит, мозги варят. Да ведь так — чем черт не шутит! — недолго и эрудитом прослыть… Ударим же критикой по необъективности наших комментаторов!
Мне лично кажется, что в спортивных репортажах абсолютной объективности быть не может. Такую объективность нельзя назвать достоинством, так как может свидетельствовать скорее об отсутствии какой бы то ни было человеческой и профессиональной позиции. Комментатор не должен уподобляться безликому роботу, у которого нет собственных чувств и мыслей: как прикажут, так и скажу. Нажмут кнопку положительных эмоций — извольте, нажмут другую — гряну критикой в адрес бело-голубых, либо красно-белых! Возможно, научно-технический прогресс когда-нибудь и приведет к появлению таких роботов-комментаторов, но пока у микрофона мы — люди.
Другое дело, когда речь идет о такте, корректности, сдержанности, если хотите, — о воспитании. Это выявляется при первой же фразе комментатора, независимо от того, хорошо он знает правила игры и суть предмета или нет. Сразу становится ясно: будет ли интересно слушать его или на вас снова обрушится каскад штампованных «затюканных» фраз, набор кочующих из репортажа в репортаж, обтекаемых и потому ничего не говорящих выражений.
На телевидение тысячами приходили и приходят письма, телеграммы, открытки, а то и настоящие анонимки с оценками работ комментаторов. В большинстве своем это строки благодарности, любви, восхищения… Но встречаются и другие.
