Иван Кожедуб - Неизвестный Кожедуб
Меня переводят в эскадрилью, которая находится на другом аэродроме. Панченко и Коломиец, мои аэроклубовские друзья, попадают со мной туда же. Теперь они тоже инструкторы. Расстаюсь с земляком и приятелем Лысенко — он будет работать инструктором на старом месте. Многих друзей провожаем в часть.
Ко мне прикрепляется десятая летная группа. У меня одиннадцать учеников — здоровые, молодые ребята. Когда они выстраиваются, не спуская с меня глаз, я едва сдерживаю улыбку: вспоминаю, что еще несколько месяцев назад точно так же я смотрел на инструктора Тачкина. Но волнуюсь я не меньше, чем они. Передо мной задача: завоевать авторитет у моих учеников, найти подход к каждому из них. Это не просто. Вспоминаю Калькова и Тачкина и невольно подражаю их манере говорить с курсантами.
Первое занятие на земле проходит хорошо. Ребята внимательно слушают меня и старательно выполняют мои приказания.
Мне доверили людей, которых надо научить сложному мастерству пилотажа на самолете-истребителе. Нужно правильно оценить способности каждого курсанта, изучить его настроения, склонности и нужды. Все это кажется мне очень трудным. Смогу ли я привить курсантам любовь к самолету?
Чем больше я втягиваюсь в работу, тем глубже сознаю огромную роль инструктора в росте будущего летчика, в развитии его летных и моральных качеств, в его боевом и политическом воспитании.
Курсанты следили за каждым моим шагом, каждым моим поступком, и это заставляло меня упорно работать над собой.
Я учил и учился. Обучая курсантов, отрабатывал и свою технику пилотирования, шлифовал ее. Я обязан был в совершенстве владеть самолетом, иначе мой авторитет как учителя был бы подорван. В воздухе я действительно сливался с самолетом, мои движения были отработаны до автоматизма.
Готовился к занятиям методически. Вел дневник группы, помогал курсантам разбираться и в теории. Отдельно работал с отстающими. С курсантами подружился, их интересы были мне близки. Каждый их успех и неудача — личное, кровное дело инструктора.
Я так увлекся педагогической работой, что не замечал, как шло время. Группа моя работала хорошо, добросовестно. И весной 1941 года мы приступили к летной подготовке.
Наш командир эскадрильи строг и очень требователен. Курсантам он порою внушает страх, и работать с ним нелегко. Он долго помнит малейшее нарушение дисциплины.
Мое настоящее знакомство с учениками началось в полетах на «УТ-2». Среди моих курсантов выделяется Башкиров. Он на пять лет старше меня. У него хорошее общее и политическое образование. Он показывает пример упорства, дисциплинированности и прилежания. Башкиров часто занимается с более слабыми курсантами, проводит по-литбеседы. Он первый вылетает самостоятельно.
Моя группа идет впереди других и уже приступила к самостоятельным полетам на «УТ-2». Поэтому комэск, несмотря на то что я и сам много и систематически тренируюсь на «И-16», дает мне дополнительную нагрузку: проводить рулежку с курсантами другого отряда. Утром — полеты. Днем и вечером провожу с курсантами рулежку на самолете с ободранными крыльями. Он бегает только по земле, словно птица с общипанными перьями. На нем курсант учится держать направление. Я привык к двойной нагрузке. С рассвета до темноты на ногах.
8. Двадцать второе июня 1941 годаРанним утром 22 июня 1941 года мы, как всегда, сидели за завтраком в столовой-палатке. Только начали пить кофе — раздалась команда начальника штаба:
— Боевая тревога! Боевая тревога! По самолетам! Сам начальник штаба вбежал в палатку.
— По самолетам! Боевая тревога! — взволнованно закричал он. Что-то необычное — серьезное и напряженное — было в его лице.
Шмыгнув прямо под палатку, мы врассыпную бросились к своим машинам. Техники уже запустили моторы.
— Разрулить самолеты по окраинам аэродрома! — приказал командир эскадрильи.
Погода скверная. Моросит дождик. Сидим с техником Наумовым под крылом и ждем отбоя.
— Странно… — говорит техник — Так долго тревога никогда не длилась. Глянь-ка, что там делается?
Я оглянулся: на поляне за аэродромом, где находился военный лагерь, палаток как не бывало. Там выстроились красноармейцы, и до нас то и дело докатывается их громкое «ура».
— Там митинг, — отвечаю я.
И тотчас же раздается» команда: «Все на центр аэродрома!»
Мы выстраиваемся в центре летного поля.
К нам подходит командир эскадрильи и говорит:
— Товарищи, отбоя нет. Боевая тревога продолжается. Сегодня в четыре часа утра войска фашистской Германии вероломно вторглись в пределы нашей Родины. Фашистские самолеты бомбили Киев, Харьков, Севастополь, Житомир и другие советские города… Рассредоточить самолеты по звеньям. Будем жить в боевых условиях Порядок дня не изменен, но день должен быть уплотнен еще больше… Приступайте к своим каждодневным делам, товарищи.
Война… Фронт… В голове пронеслась вереница мыслей… Родина в опасности! Украина, моя родная цветущая Украина, уже испытала первый удар вероломного врага. Жизнь моих сограждан под угрозой!
Чувство ненависти к врагу росло, овладевало всеми помыслами. Поделиться своими переживаниями с друзьями некогда — начинается обычный учебный день. После обеда комэск читает нам сводку, первую сводку командования Советской Армии.
Вечером нас собрал комиссар, как всегда, спокойный и подтянутый.
— Товарищи! — сказал он. — Фашистская Германия захватила оружие и боеприпасы нескольких европейских армий. На нее работает промышленность Чехословакии, Австрии, Польши, Голландии, Франции и других стран. Гитлеровцы рассчитывают на молниеносный удар, но наша армия, воспитанная партией Ленина — Сталина, даст отпор захватчикам. Все силы мы должны бросить на защиту Родины. Сейчас наш лозунг — все для фронта, все для победы. Нами руководит Сталин, и мы победим!
В эту секунду я, рядовой летчик, уже чувствовал себя участником справедливой борьбы, которую ведут воины нашей многонациональной Родины. Великая воля к победе захватила и меня. Мы в едином порыве закричали «ура». Я был уверен, что через несколько часов полечу на фронт.
Комиссар закончил деловито и внушительно:
— Фронт требует летчиков. Надо их готовить. Работайте, товарищи инструкторы, еще лучше, еще тщательнее отрабатывайте технику пилотирования, свою и курсантов! Когда вы понадобитесь, будете отправлены на фронт. А пока — с утроенной энергией за учебу. Дисциплина — прежде всего!
«Я летчик-истребитель, и мое место — на фронте», — вот о чем думал я с самого утра. Но приказ нашего командования был ясен и безоговорочен. Фронт требует летчиков, и мы должны их готовить. И все же как хотелось мне в этот вечер вылететь в действующую часть!
