Григорий Грум-Гржимайло - По ступеням «Божьего трона»
Мы спустились к Куйтуну по водостоку, переправились через него с громадным трудом и с еще бо́льшим трудом выбрались по крутейшему подъему снова в степь. Было уж поздно. Пройдя сегодня более тридцати километров, мы почувствовали себя утомленными; тогда нам объявили, что ночлег наш предполагается устроить в урочище Бай-ян-гоу, находящемся всего в каких-нибудь трех километрах от места нашей переправы через р. Куйтун. Действительно, мы достигли названного урочища менее чем через час.
Бай-ян-гоу лежит в устье ущелья несколько ниже крошечного поселка при китайском пикете, который выстроен здесь для охраны табунов, принадлежавших конной лянзе в Кур-кара-усу. Окружающие его горы составляют последнне уступы коротких северных контрфорсов Боро-хоро; они не высоки, состоят преимущественно из красноватых песчанистых глин и покрыты степною растительностью. Как и все почти ущелья этой части Тянь-Шаня, байянгоуская щель имеет чрезвычайно крутое падение; так что едва мы на следующий день частью ею, частью отрогами прошли несколько километров, как уже очутились среди еловых лесов и той обстановки, которая присуща этим горам в пределах упомянутой зоны.
День был облачный, но солнце выглядывало часто, ярким светом освещало два-три отрога, придавало на мгновение всему ландшафту оригинальный, но живой колорит, а затем снова скрывалось для того, чтобы бросить сноп лучей своих куда-нибудь в сторону. И от этой беспрестанной смены света и тени, пробегавших, чередуясь, по всему горизонту в причудливых очертаниях, все эти горы становились еще более фантастическими, чем были в действительности. Перебираясь с увала на увал, но все время держась гребня одного из главных отрогов хребта, мы имели параллельно себе другой такой же главный отрог, отделенный от нашего падью, глубина которой исчезала в тумане. И туман этот, клубами подымаясь наверх и густой пеленой затягивая побочные пади, казался нам какой-то странной средой, в которой точно плавали все эти сопки, то на время погружавшиеся в совершенную темноту, то снова всплывавшие на свет. За одним из увалов, оказавшимся выше всех пройденных, описанная картина гор еще более усложнилась: весь южный горизонт заслонили теперь грандиозные пики, сверху донизу одетые снегом… Но этой величественной панорамой гор нам суждено было наслаждаться недолго: набежали новые тучи, туман охватил нас отовсюду, и крупные капли дождя вдруг усиленно забарабанили по широким листьям придорожных растений.
На станцию Адона-булук мы добрались совсем измокшими. Но дождь не переставал лить и в течение всего того времени, пока мы устроивали свой лагерь и ставили юрты; к вечеру же тучи сбежали и совершенно прояснело.
В Адоне-булук мы едва не остались на дневку. Увлекшись охотой, Григорий Ананьин потерял наши следы, заблудился и ночевал на китайском пикете, в самой вершине байянгоуской щели. Догнав нас только на следующий день часу в девятом утра, он принес нам важную весть: дорога на перевал через горы Борохоро шла по щели Бай-ян-гоу, иными словами – оставлена нами на целый переход позади.
Мы позвали проводника торгоута. Но тот самым решительным образом отрицал это известие и выразил удивление, как Ананьин, ни слова не знавший по-калмыцки или китайски, мог объясниться с китайцем.
– Мы говорили по-тюркски…
– По-тюркски?.. Я первый раз слышу о китайце, говорящем по-тюркски… А впрочем, если вы больше верите ему – идите назад, а меня отпустите…
Мы колебались, но в конце концов последовали за торгоутом.
Мы круто спустились по узкому водостоку к крупной речке Итхана-анчха, перешли ее по прекрасному, китайской архитектуры бревенчатому мосту, поднялись на широкую береговую террасу, прошли ее поперек и узкою щелью, густо поросшей лесом из ели, рябины, тополя, дикой яблони и крушины и разнообразным кустарником, вышли на обширнейшие луга, слегка всхолмленные продольными рядами, принимавшими ближе к хребту характер уже резко выраженных и крутобедрых отрогов.
Горы Боро-хоро и их продолжение – Ирень-хабырга, отличающиеся необыкновенно крутым падением к северу, обилием всяких водостоков и щелей, представляют хребет, редкий в Центральной Азии по своей красоте. Обилие скал, множество живописнейших и вместе с тем диких ущелий, пышная растительность, сплошные еловые леса, наконец, множество речек и рек, бешеными потоками сбегающих вниз, в пустыню, и над всем этим блещущие своими вечными снегами седые колоссы – все это местами образует такие дивные сочетания самых чарующих эффектов, от которых с трудом отрывается глаз. Уже Итхана-анчха, шумным потоком несшаяся в узких щеках, поразила нас красотой открывшейся из них панорамы гор; не менее красива была долина и следующей р. Уласта, оживленная рощами тополей и юртами торгоутских кочевий; но всего великолепнее была долина третьей реки – Пичкана-анчха, как и Уласта, по выходе из гор впадающей в Итхана.
Левый берег ее луговой и настолько высок, что под его отвесною кручей плес реки кажется неширокою серою лентой, перерезанной зигзагами незначительной струйки воды, местами взбитой в белую пену; деревья же, сопровождающие течение этой реки, – лилипутами. Падение террас противоположного берега гораздо положе; местами они совсем размыты, сливаются между собой и береговыми нагорьями и образуют вместе с последними как бы один могучий горный отрог, сверху донизу одетый еловым лесом и роскошною луговою растительностью. Оттого-то правый берег Пичкана-анчха и кажется выше, чем левый. Темно-серые известняковые скалы в том месте, где мы спустились к реке, сжимают до крайности и без того уже крайне узкое ее русло, так что спустившимся на плес кажется, точно за пределами этих природных ворот нет ничего, кроме колоссальных снежных вершин главного кряжа. Вообще спуск к реке очень крут, подъем длинен и утомителен. Дорожка бежит здесь сначала зигзагом в лесу, затем среди кустарных зарослей и, наконец, взбегает на луг, который от берегового откоса тянется еще на несколько километров на восток. Этот луг, ограниченный с севера глинисто-песчаной грядой, а с юга еловыми лесами, спускающимися с отрогов Ирень-хабырга, и есть так называемое урочище Лу-чжан – крайний восточный пункт торгоутских кочевий ведомства Наин-бейсэ.
Хотя тянь-шаньские торгоуты нигде не казались нам богачами, но в сравнении с ними лучжанцы выглядели совсем нищими; даже у старшины юрта оказалась дырявой, обстановка убогой, дети – в рваных и донельзя грязных халатах.
В урочище Лу-чжан (7080 футов, или 2157 м) мы простояли три дня, предпринимая поездки к подножию снеговых вершин, в зоны альпийскую и каменных осыпей (9000–9500 футов, или 2740–2755 м), охотясь и коллектируя с большим прилежанием, и в конце концо, остались вполне довольны своим здесь пребыванием, хотя дожди, выпадавшие ежедневно, нам чрезвычайно мешали. Не повезло нам только на маральей охоте. Олень этот так здесь напуган, что убить его можно только случайно; усиленная же наша стрельба по птицам, барсукам и суркам давно уже должна была предупредить осторожного зверя о прибытии в его родные леса заклятого врага – человека.
![Матвей Курилкин - Будни имперской стражи[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)