Серго Берия - Мой отец – нарком Берия
Николай Ежов. Народный комиссар внутренних дел СССР с 1936 по 1938 год.
Родился в 1895 году в Петербурге. Рабочий. После февраля 1917 года вступает в большевистскую партию. В годы гражданской войны – военный комиссар. С 1922 года – секретарь Семипалатинского губкома Казахского краевого комитета партии. С 1927 года – в ЦК ВКП(б): заведующий Распределительным отделом. Отделом кадров ЦК ВКП(б).
Член ЦК ВКП(б) с 1934 года (избран на XVII съезде, вошедшем в историю как съезд расстрелянных). Тогда же становится заведующим Промышленным отделом ЦК, членом Организационного бюро, заместителем председателя КПК при ЦК ВКП(б). С 1936 года – секретарь ЦК ВКП(б), председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), заместитель председателя Комитета резервов Совета Труда и Обороны СССР. На VII конгрессе Коминтерна избран членом исполкома Коминтерна.
Как секретарь ЦК непосредственно курировал НКВД, участвовал в подготовке политических процессов.
С 1 октября 1936 года – нарком внутренних дел. С января 1937 года – Генеральный комиссар государственной безопасности. В июле 1937 года награжден орденом Ленина «за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий». Только в июне 1937 года Н. Ежов представил списки на 3170 политических заключенных к расстрелу. Тогда же Сталин, Молотов и Каганович их утвердили.
Освобожден от должности наркома внутренних дел, как писали тогда газеты, «согласно его просьбе», в декабре 1938 года. Впоследствии – нарком водного транспорта. 10 апреля 1939 года арестован по обвинению в руководстве заговорщической организацией в войсках и органах НКВД, шпионаже в пользу иностранных разведок, подготовке террористических актов против руководителей партии и правительства, вооруженного восстания против Советской власти.
Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР 3 февраля 1940 года осужден к исключительной мере наказания. Расстрелян 4 февраля.
Приемная дочь (детей у наркома не было) живет под чужим именем.
Как-то, вспоминаю, Ежов приехал к нам домой вместе с женой. Был уже нетрезв.
– Что же, – сказал за столом. – Я все понимаю, моя очередь пришла…
Ежов успел отравить жену. Может, и не по-человечески это звучит, но в какой-то мере ей повезло – избежала всех тех страшных вещей, которые ее ожидали.
Оправдать людей, повинных в массовых репрессиях, нельзя. Но главный виновник – Система, породившая беззаконие. Я уже говорил о тех отношениях, которые связывали карательные органы с ЦК, о постыдной роли Орготдела ЦК, направлявшего репрессии. Ни одно действие политического характера без Орготдела ЦК не принималось. Ежов – не лучше и не хуже других. И он – оттуда, из ЦК, и Маленков, курировавший органы безопасности как член Президиума ЦК, тоже оттуда. Маленкова, кстати, хотели сделать наркомом внутренних дел после Ежова. И это было бы вполне логично. Во все времена – так было и при Ленине, и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе, и при Горбачеве – должность главы карательного ведомства считалась политической. Отсюда назначение Ежова, позднее – Игнатьева и других партийных работников. Профессионалы разведки и контрразведки приходили на эту должность редко. Кроме отца, могу назвать совсем немногих. Как правило, будущие руководители этого ведомства делали карьеру в ЦК КПСС. Партийный аппарат управлял органами безопасности всегда и никогда – ни на день, ни на час – не выпускал их из-под неослабного контроля. Я бы назвал этот контроль без преувеличения тотальным. Разве можно согласиться с тем, что органы когда-либо «ставили себя над партией»? Не было этого и не могло быть. «Карающий меч партии». Более чем откровенно сказано на мой взгляд. Именно партии!
Отец категорически не хотел идти на должность наркома. Политбюро возвращалось к этому вопросу дважды. Но, так или иначе, отец вынужден был согласиться, предварительно получив согласие на свои условия. Лишь один факт, который не рискуют опровергнуть даже обливающие его грязью недобросовестные историки. Уже 17 ноября 1938 года вышло постановление, осуждающее преступные методы следствия, насажденные задолго до прихода отца в НКВД. Появление этого документа непосредственно связано с его требованиями. И Сталин, и Политбюро с этим согласились.
Пресловутые «тройки» и «двойки» – тоже «детище» большевизма. Утверждены они были секретной партийной директивой от 27 ноября 1936 года. Обычно в них входили секретарь обкома и райкома партии, начальник отдела НКВД, прокурор. Сразу же после прихода моего отца на должность наркома внутренних дел «тройки» были ликвидированы.
Как мог, отец всю жизнь боролся с внесудебными органами, но, подчеркиваю, все они были созданы задолго до перевода моего отца в Москву. Скажем, печально известное Особое совещание при НКВД СССР (позднее – при НКГБ и МГБ СССР) появилось на основе постановления ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 года. По некоторым данным, оно осудило 442 531 человека, в том числе к высшей мере наказания – свыше десяти тысяч. В декабре того же тридцать четвертого ЦИК принимает постановление о рассмотрении в десятидневный срок дел по подготовке террористических актов без участия свидетелей. Рассмотрение дел Особым совещанием проходило не только без свидетелей, но и в отсутствие обвиняемых. Естественно, этим создавалась питательная среда для фальсификации материалов, полученных в ходе предварительного следствия, грубейшего нарушения законов.
А разве неизвестно историкам, что, скажем, на Украине концентрационные лагеря появились даже не в 1934-м или 1937 годах, а еще в 1920-м. Кстати, гораздо позднее, чем в России. Сохранились – и это сегодня известно – даже соответствующие указания Владимира Ильича: «Запереть в концентрационный лагерь!». Распоряжение было подписано главой молодого Советского государства и создателем большевистской партии еще летом 1918-го. После Октябрьского переворота не прошло и года…
Отец сумел убедить тогдашнее руководство страны, что физическое и иное насилие над арестованными ставит признание этих людей под сомнение и нарушает все международные конвенции. Вещи, безусловно, очевидные, но, наверное, добиться отмены подобного ведения следствия внесудебными органами было в тех условиях непросто. Партия, вернее, партийная верхушка, от таких нововведений была, прямо скажу, не в восторге. Отцу приходилось доказывать, обосновывать свои предложения. Разумеется, без поддержки Сталина здесь не обошлось, но, видимо, для себя все это он решил еще раньше. Отсюда и сам перевод моего отца в Москву.
Конечно, можно сегодня говорить о негодяях из НКВД, чьи руки по локоть в крови. Это они выбивали показания у арестованных, обрекали на гибель и годы лагерей невинных людей. Так было и при Ягоде, и при Ежове. Многие сотрудники с приходом моего отца в НКВД были уволены, многие разжалованы и осуждены. Но кто позволил, а вернее, толкнул на беззаконие? Конечно, партийная верхушка, на них же списавшая и все преступления.
