Анастас Микоян - Так было
Такой неопределенный ответ был вполне понятен и объясним: 1918 год был крайне тяжелым для Советской России - Советская власть билась в смертельной схватке с восставшей контрреволюцией и иностранной интервенцией 14 государств.
Как член Бакинского комитета партии, я участвовал в те дни во всей партийной, политической и военной работе. И все же я стремился поскорее вернуться на фронт. Остро переживая наши общие трудности, я (чего греха таить!) никак не мог забыть чувства личной обиды, оскорбления и предательства Амазаспа. В категорической форме я потребовал от Шаумяна немедленно арестовать Амазаспа и назначить вместо него одного из командиров батальонов. "Тогда я немедленно вернусь на фронт, и уверен, что на нашем участке фронта мы организуем оборону Баку", - сказал я. Шаумян понимал и разделял мои настроения и в то же время убеждал не торопиться: "У нас нет такой силы, чтобы это осуществить. Амазасп знает о твоем требовании предать его суду и, наверняка, принял меры самозащиты".
Когда было принято решение не сдавать власти в Баку, оставаться и сражаться здесь до конца, мы решили эвакуировать в Астрахань членов семей партийных и советских работников. Как и до этого, я жил на квартире Шаумяна. Екатерина Сергеевна всячески тянула с отъездом, не желая оставлять мужа и двух сыновей-подростков - Сурена и Леву, участвовавших в боевой дружине большевиков. Не хотела уезжать также и жена Джапаридзе Варвара Михайловна, имевшая на руках двух маленьких дочерей - Елену и Люцию. Приходилось и ее уговаривать ехать. В конце концов удалось заставить их собрать необходимые вещи.
Вечером 29 июля мне позвонил по телефону Шаумян: "Тревожные вести. Турки прорвали фронт, а наши войска отступили до Баладжар - первой железнодорожной станции от Баку. Поезжай туда сам, посмотри что происходит, прими возможные меры и сообщи нам".
Я позвонил на железнодорожную станцию, чтобы мне подготовили паровоз для поездки на фронт. Приехав в Баладжары, я направился в служебный салон-вагон штаба фронта. Начальник штаба Аветисов был опытный командир, бывший офицер царской армии, полковник, много старше меня. Однако он находился в состоянии почти что паники. На столе лежала карта фронта, на которой были обозначены позиции. Я сказал ему: "Ваше положение обязывает вас знать, как обстоят дела на фронте. К тому же на карте я вижу обозначения расположения наших сил и противника. Прошу не волноваться и доложить спокойно".
В таком же возбужденном состоянии Аветисов мне ответил, что обозначения на карте ровно ничего не значат, так как на фронте хаос. Я стал расспрашивать, какими воинскими частями он располагает на подступах к Баку. Он назвал несколько батальонов, два бронепоезда и отряд Петрова, и добавил, что правый фланг нашей обороны оголен в результате предательства отряда Бичерахова.
Я предложил Аветисову приняться за восстановление связи с частями фронта и решить вопрос о переброске некоторых из них на участок фронта, оголенный Бичераховым. Потом с комиссаром штаба Ганиным и бригадным комиссаром Габышевым мы связались с Шеболдаевым и попросили его срочно прислать из Баку пополнение для отряда Петрова. Кроме того, просили направить две-три роты из числа вновь мобилизованных рабочих, которые проходят обучение. Шеболдаев обещал по возможности выполнить просьбу. Он сообщил, что Бичерахов, выполняя желание своих казаков, направляется с ними на Северный Кавказ.
Поспав несколько часов, мы поднялись и вышли на станцию. Приятно было узнать и увидеть самим, что группе революционных моряков удалось навести порядок на станции.
Тем временем нам сообщили, что отряд Петрова стойко сдерживал на своем участке атаку турок и в кровопролитной схватке отбил ее. В связи с этим стало еще более необходимым немедленное пополнение наших частей. Оно ожидалось с часу на час.
Я находился у Аветисова, когда зашел человек с железнодорожной станции и сказал, что сейчас как раз можно соединиться по телефону с Шаумяном.
Я сразу же спросил Шаумяна, что происходит, что нам делать. Шаумян ответил, что политическое положение оказалось сложнее военного, что идут непрерывные заседания, бесконечные совещания представителей правых партий, Центрокаспия и Армянского национального совета. Они договорились послать корабли за англичанами в персидский порт Энзели. Более того, Армянский национальный совет не только отказывается послать на фронт против турок несколько хорошо организованных частей, но и требует начать мирные переговоры с турками и уже связался по этому поводу со шведским консульством как с посредником. Делается это под благовидным предлогом: все равно фронт не удержать, а мирные переговоры могут спасти армянское население от резни, которая может произойти в случае захвата турками Баку. "Мы будем продолжать борьбу", - сказал Шаумян. И вдруг он добавил то, что меня особенно поразило: "Аветисов еще вчера ночью сообщил Армянскому национальному совету, что через три-четыре часа турки займут Баку, и поэтому он предложил поднять белый флаг. В связи с этим национальный совет требует от Совета Народных Комиссаров дать приказ фронту поднять белый флаг".
Это меня так возмутило, что я по телефону крикнул: "Какой белый флаг?! Мы здесь никакого белого флага поднимать не собираемся и не поднимем!" "Совнарком тоже против поднятия белого флага", - сказал Шаумян.
После окончания разговора по телефону Аветисов в крайне возбужденном состоянии заявил мне: "Нет, господин комиссар, белый флаг поднять придется. Мы заставим его поднять вас лично, как комиссара!"
Я тоже был уже взбешен до предела, достал револьвер и сказал, чеканя каждое слово: "Господин полковник! Эта затея с белым флагом у вас не пройдет! Вы не должны забывать, с кем имеете дело, и знать, что в этом револьвере для вас хватит пули!"
Аветисов побледнел, боясь, что я здесь же на месте застрелю его. Но я его только предупредил. Он это понял и молча вышел.
Стало темнеть. Турки подняли на занятую ими высоту орудие и начали обстрел Баладжар. Стало ясно, что наш штаб оставаться в Баладжарах больше не может. Тогда мы вызвали к себе прибывшего начальника военных сообщений кавказской армии Арвеладзе. Посоветовавшись, решили начать поочередное отправление в Баку воинских составов.
Было около 11 часов ночи, когда наш поезд остановился на станции Баку. Взяв с собой карабин, я вышел на перрон. На станции было спокойно, никакой суматохи, как будто все идет нормально. Встречаю на перроне комиссара бронепоезда левого эсера Ашота Тер-Саакяна, бывшего московского студента, которого я знал раньше как хорошего революционера. Он сразу мне в упор: "А знаешь, в Баку переворот!" - "Не верю, - ответил я, - пойду в ревком". - "Будь осторожен, могут арестовать!" Но все же я пошел.
