Евгений Полищук - «Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1
Она расположилась в приемной лазарета, где регулярно дежурит по ночам. Решив еще раз перечитать письмо, взяла листок в руки.
«Ты, должно быть, уже получила мои последние письма из-под Миллерова, еще одно я отправила пару дней назад из Махачкалы. Очень трудно подобрать слова… мне так хочется рассказать, как прекрасна эта республика, но я боюсь перестараться, а то ваша нелегкая жизнь может показаться вам совсем ужасной. Сейчас я сижу в лазарете, как всегда дежурю…»
Она оторвалась от письма и подумала: «Сволочь этот начальник санслужбы. Видишь ли, понравилась, и тут же полез… А когда получил по морде, решил мстить. Теперь при каждом удобном случае загружает работой. Приходится отвечать за амбулаторию и хирургический блок, а по ночам – дежурить в лазарете. На мне свет клином сошелся! Других нет, везде я и я. Спасибо девчонкам – хоть изредка добровольно подменяют, позволяя урывками поспать. Но маме об этом знать ни к чему».
Она опять продолжила чтение письма.
«…Но вообще-то мне нравится здесь даже одной. Больше всего на свете я хотела бы, чтобы ты была здесь и ради тебя самой, и ради меня, конечно. Ну, ты понимаешь, о чем я. Впервые за пятнадцать месяцев с начала войны, испытав сполна и горечь отступления, и боль утрат, и тяготы фронтовой службы, мы, наконец, пришли в себя и обогрелись под ласковым южным солнцем.
Представь себе – наша санчасть расположилась в доме на берегу моря. Где-то под обрывом оно вздыхает, лениво перекатывая гальку. Открываешь утром окно, и комната наполняется острыми запахами морской соли, рыбной чешуи, спелыми яблоками и табаком, который здесь выращивают.
При желании можно сойти вниз, на пляж, выкупаться в море и побродить по берегу. Идешь и натыкаешься на брошенные рыбаками обрывки старых сетей с высохшими морскими водорослями.
Суровую зиму 41-42 года вспоминаю как что-то ужасное. Особенно трудно было во время дежурств на аэродроме. Сидишь бывало в промерзшей насквозь санитарной машине и чувствуешь, как постепенно превращаешься в ледышку.
А наши бедные авиатехники! Они днюют и ночуют на аэродромах возле своих самолетов. Обморожение среди них было обычным явлением, хотя мы и старались как могли им помочь. Приходилось только удивляться, как люди не простужались, круглосуточно находясь на морозе и ветру, когда они ели и спали? С обмороженными лицами и руками, насквозь пропитанные бензином и маслами, они самоотверженно делали свое дело. Все мы из батальона аэродромного обслуживания, или, как у нас говорят, БАО, – связисты, метеорологи, медики, оружейники, солдаты аэродромной роты, автомобилисты, интенданты – все мы обеспечивали постоянную готовность наших подразделений».
Подумав, она приписала:
«А в целом у меня все прекрасно. Подруги прекрасные. Самая близкая – Тая Попова. Она заведует аптекой, очень строгая, но по сути – добрый, душевный человек…»
Рядом кто-то кашлянул, и на письмо упала тень.
Она подняла голову. В полутьме передней стояли трое. Впереди капитан – выше среднего роста, лет тридцати, широкоплечий, статный, с несколько угрюмым выражением лица, с орденом Ленина на груди. Из-за его плеча выступал высокий, тонкий, светловолосый лейтенант с лукавыми, смеющимися глазами. Третьего она не рассмотрела.
– Добрый вечер! – приветствовал ее лейтенант.
– Здравствуйте.
– Капитан Комоса у вас лежит?
– Да, у нас.
– Разрешите нам его проведать?
– Почему так поздно? – строго и даже неприветливо спросила она.
– Задержались на аэродроме, – с виноватым видом объяснил лейтенант. – Он наш друг, и нам надо сегодня его обязательно проведать.
Пока лейтенант вел переговоры, капитан, заложив большой палец правой руки за ремень на поясе, молча разглядывал девушку. Его облик и осанка – все было серьезным и основательным.
– Ну что ж, – после некоторого колебания согласилась медсестра, – если это так срочно. Пройдите по коридору, вторая палата направо. Только недолго.
Двое летчиков повернулись и вышли, а капитан неожиданно остался.
– Капитан Покрышкин, – представился он и, присев на табурет, поинтересовался: – Что читаете?
– Как видите, – нехотя ответила она, потом добавила: – «Отверженные» Гюго.
– Интересно бы почитать. Сам недавно был отверженным.
– Вы, кажется, пришли проведать больного? – Она оживилась, в глазах мелькнула искорка смеха.
– Я передумал!
– Ха-ха-ха! – колокольчиком зазвенел ее голос. – Вы всегда так быстро меняете планы? – сквозь смех спросила она.
– В зависимости от боевой обстановки, – нашелся капитан.
Она внимательно посмотрела ему в глаза. Теперь, когда он находился рядом, она рассмотрела, что у него коротко стриженные темно-русые волосы. Большие глаза, очень чистые и светлые, волевой подбородок. Общую картину, по ее мнению, портил великоватый нос, придававший лицу некоторую угловатость. Загорелая кожа, энергичные движения – все вызывало у нее симпатию и неясное волнение, чего раньше она никогда не испытывала.
Он спрашивал еще о чем-то, пытаясь втянуть ее в разговор, возможно, она и отвечала, но в тот момент он, тоже взволнованный, кроме прелестных голубых глаз, красивого рисунка губ и ровных белых зубов, ничего не видел и ничего не осознавал. Словно наваждение какое-то. Откуда-то издалека до него донеслось:
– Я вижу, вас надо проводить к больному. Сами вы дороги не найдете.
Она встала, подошла к двери и открыла ее:
– Пойдемте!
Только теперь капитан окончательно очнулся. Он нехотя поднялся и пошел за товарищами в палату.
Вскоре все трое вернулись в приемный покой. Капитан снова подошел к девушке:
– А все-таки, может, ты дашь мне эту книгу? Я читаю очень быстро, правда…
Она мгновенно подобралась, лицо стало серьезным и строгим.
– Мы что же, с вами стали уже на «ты»? – последовал встречный вопрос. В голосе слышалась ирония.
– Извините, постараюсь исправиться, – спохватился он. – Но все-таки, может, дадите мне книгу?
– Не могу, она не моя.
Она решила, что капитан, выпрашивая книгу, ищет предлог для повторного визита. А встреча с книгой для нее в этот период была просто наслаждением, а тут еще «Отверженные» Виктора Гюго. Отдавать ее очень не хотелось.
– Когда вам ее вернуть? – спросил он, бесцеремонно забирая книгу со стола.
Она уступила.
– Вернете хозяйке – нашей медсестре Вере.
– Нет. Хочу вернуть только вам!
И они быстро покинули медчасть.
«Уж эти мне гвардейцы!» – подумала она. Тут же вспомнила, что не далее как вчера в лабораторию прибежала медсестра Тамара Лескова и прямо с порога заявила: «Мария, к нам сразу два истребительных полка прибыло. А один из них гвардейский». Занятая своими делами после очередной бессонной ночи, она не проявила к этому сообщению никакого интереса: мало ли кто там прибыл – гвардейцы или кто еще. Ей-то какая разница. Расстроенная неурядицами из-за начальника санчасти, она быстро забыла об этих гвардейцах, и вот теперь они сами напомнили о себе.
