Кэти Пайпер - Красота
Вернувшись в палату, я никак не могла успокоиться. Я проревела все время физиопроцедур и продолжала плакать после, когда мы с родителями ходили к окулисту. А потом вдруг взорвалась от ярости.
— Я больше не могу! — кричала я, швыряя на пол журналы и плюшевого Тигру. — Оставьте меня в покое!
Мама с папой беспомощно топтались рядом, не зная, что делать.
— Я сказала, оставьте меня в покое! Уходите! Я хочу побыть одна!
— Хорошо, дорогая, если ты хочешь… — согласилась мама, понимая, что так будет лучше. — Позвони, если мы понадобимся. Мы всегда рядом.
Они пошли в свой номер в гостинице при больнице, а я рыдала до тех пор, пока гнев не утих. Потом взяла телефон.
— Мам, прости, — всхлипывала я. — Я просто не могу с этим справиться. Я не знаю как. Просто все так наваливается, одно за другим…
— Я знаю, знаю. Успокойся, все в порядке.
На следующее утро меня выписали из больницы уже насовсем, хотя до окончания лечения было еще очень далеко. Мне предстояло много осмотров, консультаций, операций. Но пришла пора покинуть ожоговое отделение и начать новый этап на пути к выздоровлению.
— Ты добилась больших успехов, Кэти, — сказал мистер Джавад. — Впереди еще долгий путь. Но я всегда буду рядом. Звони в любое время. И я буду звонить тебе, узнавать, как идут дела.
— Спасибо! — Я крепко обняла его. Мистер Джавад — самый лучший человек из всех, кого я встречала. Он доказал мне, что не все мужчины плохие, не все такие, как Дэнни и Стефан. Вообще, персонал в этой больнице просто замечательный. Мой второй хирург, Изабель, похожая на принцессу Диану; медсестра Сьюзи с ее жизнерадостными веснушками и теплыми словами утешения; Элис, чьи молитвы успокаивали меня по ночам; ужасно серьезная палатная медсестра Глория, готовая защищать меня от всего мира: как-то она не пустила ко мне полицейского, потому что тот забыл свое удостоверение. Они работают через день и помогают людям вроде меня. Им не нужно ни славы, ни богатства, ни известности, единственный мотив для них — доброта души. И эти люди стали противоядием от той мерзости, что текла в венах Дэнни. Так же, как моя семья и мои друзья, эти люди были для меня светом во тьме. И когда я прощалась с ними, то ясно осознала, что не справилась бы без их помощи.
Поездка домой была такой же мучительной, как и в прошлый раз. Как только я оказалась дома, тут же снова заняла привычное место на диване.
Я замкнулась в себе, почти не двигалась, не спускала с колен Барклая. Лишь каждые четыре часа вставала, как зомби, только для того, чтобы пройти физиопроцедуры или сеанс массажа. Я не хотела ни с кем говорить, никого видеть. Компьютер вызывал у меня безотчетный ужас. Ведь именно с его помощью я познакомилась с Дэнни. И теперь безобидная машина в углу гостиной вдруг превратилась в притаившегося зловещего монстра, через которого Дэнни снова мог проникнуть в мою жизнь, добраться до меня.
Меня продолжали преследовать кошмары: то Стефан склонялся над моей кроватью со склянкой кислоты, то Дэнни снова наваливался на меня всей своей тяжестью… Дневные страхи были не многим легче. Я стала бояться обыденных вещей — кофейных чашек, например. Я не пила ничего горячего — из страха обжечься. И родителям не позволяла пить горячих напитков. Даже такая простая процедура, как принятие душа, превратилась в настоящее мучение. Вода, брызжущая в лицо, вызывала воспоминание о кислоте. Поэтому я не включала душ, просто обтирала себя влажной фланелевой тканью. Но и с этим у меня были проблемы. Мне казалось неприятным прикасаться к себе, к своей новой коже. Я была настолько противна себе, что не могла смотреть на свое тело.
Однако часами разглядывала в зеркале лицо. Сейчас оно выглядело еще хуже, чем в тот день, когда я впервые увидела его в больнице. Кроваво-красное, бугристое. Ожоги сморщивались и зарубцовывались по мере заживления. Я не могла отвести от них взгляд. И все глубже погружалась в отчаяние. Теперь я даже отдаленно не была похожа ни на кого в семье. И если каким-то чудом у меня появятся дети, с ними сходства у меня тоже не будет. И я никогда не узнаю, как бы старело мое лицо, как бы менялось с годами.
— Это часть процесса выздоровления. Просто не торопись, живи одним днем, — постоянно напоминала мне мама. Но я не могла поверить, что когда-нибудь что-то изменится к лучшему.
Дни тянулись бесконечной чередой. Я отмеряла время поездками то в ожоговый центр, то в глазную клинику. Путешествия на машине давались мне все так же трудно. И я категорически отказывалась выходить куда-либо еще.
Тем не менее проблеск надежды все-таки появился. Однажды я заметила, что у меня снова начали расти ресницы. Они были короткими, толстыми и негустыми, но они были! Это стало едва заметным знаком улучшения, и я была безумно счастлива. Может, в конце концов, все не так безнадежно… А потом, во время одного из моих визитов к окулисту мне сказали, что ресницы растут под неправильным углом внутрь и потому царапают глазное яблоко. Врач оттянула мне веки и выдернула все реснички, одну за другой. По сравнению с той болью, через которую мне уже пришлось пройти, эта была вполне терпимой. Но то, что она собой символизировала, рвало мне душу на части. Значит, я вовсе не шла на поправку. Мне никогда не выкарабкаться! Внешний вид не станет лучше. У меня вообще нет внешности. И чем скорее я с этим смирюсь, тем лучше.
Следующее неприятное открытие я сделала в ожоговом отделении, на перевязке. Медсестры меняли повязки у меня на ягодицах — там, где брали кожу, чтобы пересадить на лицо. Они проверяли, не попала ли в раны инфекция. Когда снимали пластырь, я взвизгнула от боли и опустила взгляд на свой лобок — впервые после изнасилования.
Господи! Какая я волосатая! — подумалось мне. — А ведь я была специалистом по бразильской эпиляции! Внезапно я вспомнила, как стояла полуобнаженной перед камерой, а стилистка присыпала мое тело блестящей пудрой. А теперь? Какой контраст! Меня окружают заботливые медсестры, меня, обезображенную, с зарослями на лобке и кожей, взятой с попы и пришитой к лицу. Я захихикала. Это был истерический смех, я никак не могла остановиться.
— Кэти, с тобой все в порядке? — встревожилась одна из медсестер. — Что случилось?
— Все это так… нелепо! Как такое вообще могло произойти?!
Спустя несколько дней я поехала в больницу Святого Георгия в южной части Лондона, чтобы сделать слепок лица. Он был нужен для изготовления первой маски из тех, что мне придется постоянно носить еще около двух лет, — в зависимости от того, как быстро я буду восстанавливаться.
— Мам, они что, мне все лицо гипсом зальют и оставят только соломинку, чтобы я дышала? — волновалась я по дороге. — Ты же знаешь, я не люблю, когда кто-нибудь прикасается к моему лицу.
