Габриэль Готье - Графиня Дракула. Невероятная история Элизабет Батори
Как тонко она чувствует музыку! Она, слыша очередное сочинение, которое исполняют для нее музыканты, кажется, сама становится этой музыкой. Мне особое удовольствие доставляло слушать музыку вместе с ней. Когда Элизабет была рядом, казалось, что инструменты тоже чувствуют ее присутствие и издают звуки, которые стократ ярче, чем обычно. Я молчу, молчу о тех грубых звуках, которые, уверен, другие женщины слышат, когда играют инструменты.
*****Элизабет не хотела видеть моих намеков. Она, судя по слухам, не чуралась плотских отношений, однако, о новом супруге речи и не заходило. Думаю, она не хотела, чтобы кто-нибудь мог вмешаться в то, чем она занималась. Я не могу сказать, что несчастлив в семейной жизни, однако, будь Элизабет моей женой, я уверен, это была бы совсем другая жизнь.
Пожалуй, все продолжалось бы в том же духе, да только место Рудольфа занял Матиас. Габсбурги, конечно, не пользуются в Венгрии абсолютной властью, им приходится серьезно считаться с нами. Однако и нам приходится считаться с ними. Поэтому, когда я узнал, что Матиас интересуется Элизабет Батори, я почувствовал неладное. Мне доложили, что он заинтересовался ей, когда узнал о долгах двора перед семейством Батори. Матиас приказал своим приспешникам разузнать, нет ли повода уменьшить эти долги.
У Элизабет были недоброжелатели в Венгрии, которые, как только началось расследование по приказу Матиаса, поняли, что при успешных, для Матиаса, результатах расследования, они тоже могут отхватить хороший кусок. Ведь, если уж на то пошло, каждый владелец замка и десятка деревень может убедительно доказать, что соседнее озеро всегда принадлежало его семье, а не соседской. Когда у таких вот «владельцев» появился повод претендовать на «соседские» земли Батори, в виде королевского расследования, они им, без промедления, воспользовались. Я иногда думаю, что они не поленились бы зверски убить всех своих слуг, взвалить вину на Элизабет и привезти гору трупов ко двору Матиаса только для того, чтобы он лично уверился в своих подозрениях. Однако этого не потребовалось. Доказательства против Элизабет посыпались как из рога изобилия.
Когда же Матиас получил вполне ожидаемые результаты, я уверен, он сразу же понял, что речь можно вести не о сокращении долгов, а о полном уничтожении семейства Батори и о переходе их земель под власть Габсбургов.
Матиас весьма прохладно относился к протестантам, к которым причисляла себя Элизабет. Кроме того, ему доложили, что ее вполне можно счесть ведьмой. В отчетах, которые он получил, были сведения о сотнях убитых ею женщин, о ее тайных занятиях черной магией. Похоже, были собраны все слухи и домыслы, которые окружали графиню.
Матиас вполне мог отдать приказ о том, чтобы Элизабет судили как ведьму. Это означало бы только одно: пытки, под которыми любой подпишет признание о связи с Сатаной, и костер. И, что в этом деле было самым главным для Матиаса — переход земель ведьмы под его власть, и прекрасный повод на корню пресечь любые притязания наследников. Их, как родственников ведьмы, можно было без труда подвергнуть гонениям. В итоге, они сочли бы за счастье, если бы их оставили в покое.
Будь у Матиаса реальная власть, думаю, участь Элизабет была бы решена очень скоро. Однако я в Венгрии занимаю далеко не последнее место. Особенно мое положение здесь укрепилось в последние годы, когда я принял должность палатина Венгрии. Собственно говоря, рукой правосудия в этом деле должен был служить я. Представьте себе мое смятение, когда я узнал, на что я должен буду обречь достойнейшую из женщин моей страны.
Открыто противостоять Матиасу я не мог. Он был ярым противником любого чернокнижия, и ведьмы в его представлении были величайшим злом, очищение от которого возможно лишь через костер. И мне было совершенно понятно, что особую неприязнь он испытывает к тем ведьмам, которым он задолжал. Но я мог сделать все для того, чтобы облегчить участь Элизабет. Я мог затянуть ход дела, подготовить все для того, чтобы дело закончилось не в интересах Матиаса.
Я вступил в переписку с зятьями графини и с ее сыном. Я пояснил им всю серьезность ситуации и предложил простой выход. Элизабет должна была формально не иметь имущества, передав его детям. Мы, если уж Матиас имеет доказательства причастности графини к чернокнижию, создадим видимость судебного процесса, сожжем кого-нибудь, а саму графиню посадим под домашний арест. Я предложил им уговорить мать простить долги Габсбургам, да отдать некоторую часть земли нескольким наиболее влиятельным людям, настроенным против нее. Естественно, мое вознаграждение в данном деле даже не обсуждалось — они с радостью вознаградили бы мои труды всем, чем только могли.
Графиня восприняла новость весьма безразлично. Она сказала, что лично посетит Матиаса и докажет ему, что те обвинения, которые он собрал — это лишь выдумки. Она совершенно не хотела понимать, что то, что она считала обычным увлечением, то, что поддерживал король Рудольф, то, что и я сам, в конце концов, одобрял, может выглядеть как ужасное преступление в глазах других людей. Она видела себя любительницей экспериментов и искателем философского камня, а он видел ее ведьмой, костер для которой уже готов. Поездка ко двору могла означать для нее смерть. Я уверен, Матиас не потерпел бы ее присутствия и даже ценой охлаждения отношений с некоторой частью венгров приказал бы взять ее под стражу.
Я долго уговаривал ее, объяснял все безумие такого поступка. Тогда она решила, что бежит в Трансильванию, под защиту брата — князя Трансильвании Габриэля Батори. Она полагала, что правосудие Габсбургов не сможет дотянуться до нее в тех местах. И сколь бы несправедливым ни было то правосудие, с ним, однако, приходилось считаться. К тому же, бегство означало бы косвенное признание ей тех обвинений, которые ей собирался предъявить Матиас. В итоге, когда она поняла всю серьезность ситуации, поняла, что жертвой алчности Матиаса может стать не только она, но и вся ее семья, она склонилась к моему предложению. Я не обговаривал с ней детали. Пожалуй, она не согласилась бы, если бы знала все, что должно произойти. Главное, что мы решили — она должна была завещать свое имущество детям.
Чего она не знала о моих планах? Дело касалось ее ближайших слуг. Именно им я отвел роль главных козлов отпущения.
*****Мы решили, что разыграем спектакль с ее арестом в тихое время года, в зимние дни, когда на земле царит Рождество, когда мало кто сможет увидеть что-то лишнее. О нашем сговоре, естественно, не должен был знать никто, поэтому все должно было выглядеть как можно правдоподобнее.
