Борис Полевой - Полководец
Казалось, война обошла этот край. Впрочем, это почти так и было. Тут все осталось цело, и лишь белые простыни, свешивающиеся с балконов, с окон, напоминали о состоявшейся капитуляции.
По пути наш искусствовед рассказал нам о Кёнигштейне, этом замке-крепости, где были отысканы сокровища. Машины приближались к знакомому памятному распадку, в котором совсем недавно хранились сокровища Дрезденской галереи.
- Может быть, остановимся поглядеть?
- Там уже нечего глядеть, - усмехнулся командующий. - Все картины теперь в надежном месте, стоят на просушке, и над ними колдуют лучшие реставраторы Москвы и Ленинграда... А ведь что там ни говори, вовремя мы освободили мадонну Сикстинскую, - продолжал он. - Мне доложили, что сырость сильно попортила почти все картины, что на иных краски отстают от полотна... Ну теперь-то они в верных руках. Мы с Иваном Ефимовичем Петровым, когда выпадет свободный час, ездим их смотреть. Любуемся. Иван Ефимович, кстати говоря, большой любитель и ценитель живописи. С ним интересно. И справочника не надо.
- Это точно. А знаете, товарищ маршал, такого трофея, как у нас, у союзников нет. Говорят, они захватили все золото Рейхсбанка. Но ни за какое золото таких картин не купишь, - рассуждал искусствовед. - Это будет достойной компенсацией за музеи, картинные галереи, дворцы, которые гитлеровцы разграбили и разрушили у нас.
Конев вновь поворачивается к нам с переднего сиденья и сурово смотрит на офицера, высказавшего такое предположение.
- Вы так полагаете? - строго спрашивает он. - А я вот уверен, что правительство наше на это не пойдет. Хотя, вероятно, это было бы справедливо.
- Но ведь немцы сколько всего у нас награбили? Сколько наших национальных ценностей из-за них погибло?
- Не немцы вообще, а гитлеровцы. А мы не можем поступать, как они.
- Но позвольте, товарищ маршал, а Наполеон? Он ведь, отступая, тащил с собой сокровища Московского Кремля на двадцати пяти подводах. И, убедившись, что не дотащит, утопил в каком-то озере. А англичане? Сколько они всего награбили для своего Британского музея! Я ведь эти коллекции знаю. Даже мумии из могил крали.
- Вот именно. Награбили, нагребли, накрали... Мы советские воины, а не наполеоновские вояки и не английские империалисты, - раздельно, будто диктуя, говорил маршал. - Понятно это вам, товарищ подполковник?
Конев произносит последние фразы строго, безапелляционно.
Все эти ученые люди в нескладных шинелях, реставраторы, работающие над спасением и восстановлением полотен и скульптур, откровенно мечтали и даже не только мечтали, а мысленно уже размещали сокровища галереи в музеях Москвы, Ленинграда, Киева, Минска. Даже спорили при нас между собой, где что лучше смотреться будет. И честно говоря, мы с Крушинским разделяли их взгляды.
- Конечно, казалось бы, справедливо все это забрать, чтобы, как говорят у нас на Вологодчине, тот, кто по шерсть пошел, вернулся бы стриженым. Долг платежом красен, - раздумывает вслух Конев. - Но все это принадлежит не Гитлеру, а немецкому народу. Ведь гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. Немецкий народ вечен. Вы что ж, забыли? Правильные, очень правильные слова...
Годы спустя, прочитав решение Советского правительства о возвращении Дрезденской галереи, я вспомнил эти слова Конева. Была возвращена ее хозяину, немецкому народу, и сокровищница саксонских королей, найденная тогда в замурованных подвалах Кёнигштейна. Теперь и коллекция "Зеленого свода" выставлена в Дрездене, в специально реставрированном для нее дворце-музее.
Вспоминая об этом, невольно думаю: как же правильно рассуждал этот дальновидный человек!
У СТЕН БЕРЛИНА
И наконец, маршал Конев в самый острый момент боев за Берлин.
То, о чем мечтали четыре тяжких года все мы, советские люди, свершилось. Армии 1-го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Г. К. Жукова атаковали Берлин с северо-востока и уже вели бои на его окраинах. Армии 1-го Украинского фронта под командованием И. С. Конева обошли Берлин с юга и готовились атаковать гитлеровскую столицу с запада.
Двадцать третьего апреля я пришел к начальнику штаба фронта генералу И. Е. Петрову и, пользуясь его добрым ко мне отношением, спросил: куда бы мне было лучше поехать сейчас, чтобы подготовить корреспонденцию о решающих боях?
- К Берлину, дорогой мой, именно к Берлину. С юго-запада, разумеется. Рыбалко доложил, что он вышел на Тельтов-канал вот здесь. - Он указал рукой на карте. - Это уже Берлин. Отметьте-ка себе это место. Напишите оттуда корреспонденцию и шикарно задатируйте ее: двадцать третье апреля, восемнадцать ноль-ноль, город Берлин. - Он улыбнулся. - Знаю я повадки вашего брата. Знаком мне этот ваш корреспондентский форс.
Часа через полтора я был уже в городе Тельтов, забитом в ту пору нашей боевой техникой - танками, бронетранспортерами, парками мостовиков с их сложным хозяйством, массивными фермами и понтонами. Все это теснилось на узких улицах незамаскированное, ибо небо было надежно прикрыто нашими истребителями. Немецкая же авиация в тот день действовала только на дорогах.
Очень хотелось поскорее взглянуть на Берлин. Он был рядом, рукой подать, - за Тельтов-каналом. Какой-то командир посоветовал подняться на крышу "небоскреба".
- Небоскреба?
- Ну да, есть тут такой долговязый домина. На самом канале. Там у летчиков пункт наведения. Он у немцев, конечно, на прицеле, этот домина, да сейчас им, видать, не до этого. Опасно, конечно, зато оттуда Берлин как на ладони. До самого центра видно.
Поднялись и мы с корреспондентом "Комсомолки" Сергеем Крушинским. Плоская крыша, пересеченная целой гребенкой труб, а под защитой этих труб устроил пункт наведения командир гвардейского бомбардировочного корпуса. Но и оттуда ничего не было видно. Город тонул в серой весенней мгле, и, лишь когда луне удавалось выглянуть сквозь быстро проносящиеся облака из серого месива туч, ненадолго показывались контуры улиц, подсвеченные заревом пожарищ.
Уже под утро я уснул, завернувшись в какой-то принесенный из здания ковер, а проснулся от суеты, которая вдруг поднялась на крыше. Что такое? Обстрел? Нет. На крыше "небоскреба" появились маршал Конев, командарм Рыбалко и сопровождающие их офицеры. Ясно стало: Конев, по своему обыкновению, организует НП, что называется, на самом пороге Берлина.
- А вы уже здесь? - удивился командующий, поздоровавшись.
Немецкие наблюдатели там, на той стороне канала, вероятно, засекли оживление, наступившее на крыше. Затрещал пулемет. Целый веер пуль полоснул по трубам, завязалась артиллерийская дуэль. Под визг пуль, рикошетировавших о крышу, командующий что-то говорил Рыбалко и другим генералам, что-то показывал им на расстеленной прямо по крыше карте, сердито беседовал по телефону. Словом, работал. А между тем поднявшееся солнце расплавило туман, и в розоватом свете его лучей сверху открылась панорама Берлина - черный канал, липнущие к нему массивные здания завода или склада, а дальше улицы, площади, шпили кирх, руины домов. И все это заволоченное дымом пожаров.
