Елена Погребижская - Дневник артиста
Если они это, то мы вот это. А вдруг они не вот это, а вот то, то мы тогда пешку сюда… Вот чем занимаются на самом деле музыканты.
Еще они пишут песни и ужасно злобствуют, потому что у них барабаны в компьютере ровно не ложатся. Потом они их отрезают, как в аппликации, и оказывается, что лишка, и весь аранжемент сбивается на фиг. Они про себя ругаются, пока себя до ручки не доведут, потом выльют все это на голову директору и семейству. И успокоятся.
Стих:
Через болота,
Через пески,
В грязи по локоть,
Но как близки…
Хочу все и сразу. Говорят, это безмазняк. Хочу быстро.
Есть притча. Один мужик оказался в пустыне, заблудился и стал молиться, чтобы пришла помощь. И тут ему прислали ангела. «Чего те надо?» — ангел ему. Ну, мужик ангелу: «Во-первых, воды, во-вторых, там еще чего-то и, в-третьих, забери меня отсюда. Это главное». Ангел говорит: «Ну что, вставай тогда, мужик, пошли». — «Как это? — говорит мужик. — Я хочу быстро». — «Тогда побежали», — говорит ангел.
Воспоминания про жизнь группы первого состава.
Вообще в группе были странные отношения. Никто не хотел признавать меня лидером. Правда, лидер из рядов тоже не образовался — никто не хотел ответственности. Поэтому роль лидера кочевала. Всех устраивало, с одной стороны, что я занимаюсь менеджментом. С другой стороны, меня же за это ругали — дескать, не музыкантское это дело. Все время кто-нибудь уходил в запой. Чаще всего это случалось с Серегой Петуховым, на котором держалась вся музыка. В том смысле, что он ее всю писал, а когда выбывал, то музыка останавливалась.
Однажды Пит пропал на полтора месяца. За это время прошла масса важных встреч, событий и, например, «Нашествие-2002», на котором мы тоже выступали. Шум поднял Руслан. Полтора месяца — это много даже для опытного в запоях человека. Мне показалось, что надо сообщить в милицию или взломать питовскую дверь. Но ребята сказали, что этого делать нельзя. Руслан несколько раз приезжал к Питу во двор и там его караулил, обходил дом и смотрел в его окна — открыта-закрыта ли форточка. Открывал он ее или нет, жив ли вообще? У нас был телефон родителей Пита на даче, но там все плохо ловилось. Только когда они там выходили в определенное время на какой-то бугорок, связь появлялась. В общем, на родителей нельзя было выйти. Мы даже решили ехать на эту дачу — Оля Пальчикова, как экс-подруга, пару раз там была, но место помнила очень приблизительно.
Пит несколько раз звонил откуда-то, и на этом связь прерывалась. Он уже сам потом рассказал, что допивался до чертиков. У него был дикий страх, что с ним что-то случится. Он вызывал такси, на этом такси доезжал до метро, покупал водку и возвращался назад. Все из группы звонили ему подолгу. Телефон, если он его не отключал, должен был не смолкать.
Потом приехали родители, и Пит вышел из запоя. После об этом периоде говорилось так, будто Пит был в тылу врага — ведь он же пил, и потому, дескать, у него была уважительная причина все на свете важное пропустить. Это была стопудовая отмаза.
Потом Пит закодировался. Но отношения в группе лучше не стали — они становились все хуже и хуже. Ребята требовали больше денег за концерты, а их просто не было, то, что оставалось, уходило на всякие административные расходы, курьерам, пиарщикам. Они не верили и думали, что я забираю все себе. Мы постоянно ругались. На концертах это как будто отступало, мы как будто с остервенением стремились наверстать все ссоры и слиться в один творческий организм. Но концерт заканчивался, и все наваливалось снова.
Вот как рассказывали об этом очевидцы наших отношений: «Были репетиции в странном Доме культуры, где была выделена крошечная комнатушка, и все гнали на Ступина, потому что он все время пил и лажал, и Денис возмущался, что он пьяный выходит на сцену.
А после репетиции все курили траву. На репетициях было много агрессивных разборок. Комната была завалена всякой дрянью, кусками аппаратуры со страшным звуком. Рядом были бычки, бутылки какие-то. Очень много ругались. Потому что у всех были амбиции и пальцы веером. Они считали себя крутыми музыкантами. У них был вкус успеха с «Машей и Медведями». Второе: они конечно же пытались показать Лене, где ее место. Они никогда не могли договориться. У каждого было свое мнение. Никто никого не слушал. Нельзя сказать, что все дружили и любили друг друга. Хотя как-то держались друг за друга».
20 февраля 2004 года
Сегодня дяденьки сбивают лед. Я вообще удивляюсь, как дом еще не рухнул, тут прямо все трясется.
Как курить-то бросить…
1. Жизнь слегка замерла. Ждем радио. Утюги, рассчитайсь.
2. Были в Останкино, встретили тьму знакомого народа. «Как дела?» — говорят. «Да хорошо, занимаюсь скалолазанием». Говорю и думаю: эка, это ж я про музыку.
3. Продолжаю получать глубокие письма о том, что я пишу не совсем правду. Отвечаю: да. В смысле, вы правы. А мне: ну, может, несчастья какие должны происходить, чтобы душевные переживания отражались, не то чтобы мы их желаем, но это точняк интереснее и честнее в дневнике отражается. Это да… интереснее. Только не хочу.
4. Упомянутый Виктор Чайка, который есть, как меня поправили, а не был, рассказал мне наконец, почему товарищ Оззи Озборн ходит как старикан, хотя вроде он еще не он. Потому, сказал Чайка, что это его фирменная фишка. Он, дескать, так всегда и ходил, с самого смолоду.
5. Ненавижу обламываться. Лучше буду делать вид, что не очень-то и хотелось.
21 февраля 2004 года
1. Новая песня начинается словами: «Это стая Икаров пролета-та-та-та-та-ет по парам».
2. Каждую субботу вспоминаю, что надо делать радиопередачу. И делаю в испуге. Получается обычно весело.
3. Сегодня мне почти нечего сказать миру, кроме того, что мне нравится это состояние. И сырник вкусный был. А чe еще надо…
22 февраля 2004 года
Хорошо ли хотеть изменить мир к лучшему?
И как понять, что он изменился?
Делает ли это музыка?
Или это делает политика?
Или это иллюзии, что это возможно?
Картинка моего персонального ада — водитель трамвая на кольце, снизу рельсы, сверху тросы, и по кругу… и ни влево, ни вправо…
24 февраля 2004 года
Было полтретьего. Мне снился водопад. Горячие капли прыгали по лицу. Капли были горячими, потому что водопад лился с потолка и был горячим. Мне ужасно не хотелось бегать с тряпками, тазами и ведрами, но по ходу не было другого выхода. В стене шумел поток. Реально, там был шум потока. Было страшно, что угол дома намокнет и отвалится, потому что пол вздулся, а на стене пузырями копилась вода, и казалось — вот-вот лопнет.
