Лена Ленина - отЛИЧНОЕ... где, с кем и как
Одним зимним вечером я была в гостях у моей подруги — известной бизнеследи, возглавляющей крупнейшее предприятие в своей отрасли бизнеса. Настроение было лирическое, а атмосфера неофициальной, видимо, поэтому она неожиданно захотела мне спеть. Я не догадывалась, что она поет, а она не делала это публично. Она присела за рояль и красивым поставленным голосом спела прекрасную песню на английском языке. Моему удивлению не было границ, во мне проснулся агитатор, и я, взобравшись на баррикаду, произнесла пылкую речь об относительной длине жизни, необходимости самореализации и неправомочности скрывать от российского народа, представителем которого я являюсь, такие таланты. Я развила бурную деятельность и решила найти ей композитора, который напишет ей русскую песню, чтобы вся страна ее пела, не догадываясь, что исполнительница в это время трудится на ниве крупного бизнеса.
«Танк» ринулся в бой и первую жертву своих агитаторских способностей наметил в лице одного Питерского композитора, выступавшего часто в качестве композитора Тани Булановой, Филиппа Киркорова, Аллы Борисовны и Кристины. Найти композитора в городе, в котором я никогда не была, непросто. Но у меня был один телевизионный приятель, тесно сотрудничавший с Питерским губернатором того года. Поэтому в квартире у ни о чем не подозревавшего Питерского композитора прозвучал звонок из аппарата губернатора с просьбой связаться в Париже с Еленой Лениной по такомуто номеру телефона. Обеспокоенный композитор позвонил сразу же. Мне уверенности придавала мысль, что прошу не за себя, и мы договорились о встрече в Москве.
На встречу я привезла подругу. Композитор приехал сам. Я поискала глазами баррикаду, не нашла, но нашла в себе силы и сагитировала за подругу на автопилоте. Композитор пообещал написать песню. На том и расстались, все друг от друга в экстазе. Особенно я.
Через месяц, а оказалось, что композиторам удобно писать песни раз в месяц, у меня на горе Куршавеля в кармане комбинезона, прямо на фуникулере, зазвенел мобильный. Звонил композитор отчитаться, что написал песню, и просил подъехать на запись. Но не подруге, а мне. А ей позже напишет. Я от неожиданности чуть не вывалилась из фуникулера. На календаре утро 30 декабря, завтра Новый год и семья ждет подарков. А главное, я не умею петь. Ну, разве что под душем. Это мало кого волновало. Видите ли, вдохновению не прикажешь. Кому уж написал, тот пусть и радуется. Тот и радовался. Песня про меня, поэтому руки в ноги — и в студию. Легко сказать, я на горе. Но я девушка отчаянная, да и от такой роскоши, как песня, не отказываются. Поэтому мой маршрут выглядел так: гора — отель — такси — вокзал — поезд — Париж — такси — аэропорт — СанктПетербург — минус тридцать градусов — такси — студия, и все это за какихто 15 часов. Олег и его студия хорошо подходили друг другу — и тот, и другая были внушительных размеров и выглядели вполне современно. За несколько часов с перепугу записываю свою первую в жизни песню в профессиональной студии, иногда даже ловко попадая в ноты. Этим творческим людям все равно, когда работать — в ночь ли, в Новый год ли. После записи я поспала в отеле всего какихто четыре часа — что на четыре часа меньше нормы, которую обычно выполняю. Когда будильник зазвонил, я приоткрыла один глаз, надеясь, что будильник провалится сквозь землю, но ничего не получилось. Приняла душ и обратно: такси — аэропорт СанктПетербурга — самолет — Париж — такси — Парижский вокзал — поезд — такси — отель — ресторан — праздничный стол около елки, а за ним маменька, сыночек и брат. Приехала за час до Нового года и даже успела всем выдать заранее заготовленные подарки.
Композитор позвонил недели две спустя и сказал, что ему понравилось, как получилась песня. Сказал, что удивился «неожиданной бархатистости и природной красоте голоса, наличию музыкального слуха при полном отсутствии музыкального образования». В этом месте я хотела возмутиться и поведать о двух годах каторжной работы с преподавателем фортепиано, но решила не дискредитировать ни в чем не повинного педагога. Говорил про какието мелизмы в голосе, да и другие непонятные мне слова произносил. Суть я ухватила лишь за хвостик — работать будем, есть над чем. Надо мной, то бишь. Ну, мне не привыкать.
Глава тридцать девятая
SonyMusic
О том, как заключить контракт с крупнейшей звукозаписывающей компанией, и о том, в чем отличие российского шоубизнеса от западного
Одна удача всегда влечет за собой другие. Как только французские журналы стали размещать мою довольную физиономию на обложках, сразу же мною заинтересовались другие профессионалы шоубизнеса — рекламисты, а с ними и производители одежды и женского белья, пресссекретари, телевизионщики, продюсеры и звукозаписывающие студии.
Первым объявился красивый молодой мужчина, назвавшийся независимым музыкальным продюсером, и после прослушивания пары песен предложил свои услуги по моему музыкальному продвижению. Но меня смутило то, что слово «независимый» я трактую посвоему — от таких ничего не зависит. От смущения до возмущения один шаг, который я и прошагала после его десятичасовых переговоров с моим адвокатом об условиях контракта. Его версия договора восхитила бы даже колониаторов Южной Америки, а я, со времен знакомства с творчеством Гарриет БичерСтоу и сломанной ключицы, с опасением отношусь к эксплуататорам. К счастью, нас с адвокатом было двое, и мою свободу мы отстояли в тяжелой борьбе, которая ни на йоту не продвинула меня к музыкальной карьере, но зато и не позволила мне стать зависимой от «независимого» специалиста. Да еще и натолкнула меня на самоуверенную мысль о моей безусловной значимости для музыкального шоубизнеса.
Поэтому последующие шаги я решила производить лишь с зависимыми менеджерами известных звукозаписывающих компаний. Улыбающиеся, прослушивающие и вежливо отказывающие менеджеры «Universal», «BMG», «Warner» и других компаний замелькали с быстротой кадров мультипликационного фильма, пока стрелка колеса фортуны не остановилась на команде одного из «лэйблов» «Sony Music» под названием «SonyMusicMedia» и под предводительством боевой Сандрин Мурас и музыкальным предводительством придирчиво вслушивающегося Филиппа Кассенбека. Им, в отличие от Питерского композитора, понравился не только тембр голоса, но и устойчивый интерес прессы к его носителю. Мы прослушали тричетыре мои песни на русском языке, которые я к тому времени записала, и заключили контракт на целых три альбома. Коекто из российских попзвезд задохнулся бы от зависти, но это все от незнания практики заключения контрактов с западными звукозаписывающими компаниями. На три альбома заключается контракт, чтобы прочно привязать, в случае успеха, артиста к компании. А в случае неуспеха его, как говорят французские деятели шоубизнеса, всегда можно «положить в шкаф». Но меня до этого «в шкаф» еще никому не удавалось уложить, поэтому этот контракт стал особым предметом моей многострадальной гордости. Подумываю над тем, не вывесить ли его в рамочке над кроватью, но боюсь, кабинет приревнует к спальне.
