Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата
– Не могу выносить больше этот вой. Он сводит меня с ума, – сказал он.
Мы пошли в дом человека, на веранде у которого умер Саиду, и поблагодарили его за помощь.
– Вы всегда будете помнить, где лежит ваш товарищ, – сказал он. Я кивнул, но при этом понимал: вероятность того, что мы сюда вернемся, ничтожно мала. Будущее было неопределенным, целью каждого дня было простое выживание.
Когда мы тронулись в путь, жители выстроились вдоль дороги, чтобы проводить нас. Мне это было неприятно: примерно так же они провожали погребальную процессию. Мы вышли на дорогу к деревне, в которой мы надеялись найти своих близких. Путь пролегал через ту самую окраину, где находилось кладбище. Ребята остановились. Лучи солнца освещали могилы. Подул легкий ветерок, ветви деревьев закачались, как бы махая нам на прощание. У меня по спине пробежали мурашки, будто кто-то тихонько подул мне в шею. Я обернулся, увидел поднимающийся над домами дымок, проследил, как его клубы растворяются в синеве неба, и зашагал прочь. Здесь мы оставили своего друга. Моя бабушка сказала бы, что краткий земной путь Саиду завершился. А нам надо продолжать идти, хотя мы тоже в этом мире лишь странники.
По дороге все плакали. Послышался крик петуха, а потом затих вдали. Мы шли молча. Но в глазах у каждого стоял немой вопрос: кто следующий? Нужно было шагать быстро, чтобы преодолеть за день как можно большее расстояние. Ночь пугала всех. Никто не знал, какие еще испытания принесет она нам.
Глава 11
Мы шли молча всю ночь, а потом остановились, расположились на обочине и прислушались к пению птиц, пробудившихся на заре. Мориба сел в сторонке, как он обычно сидел со своим другом Саиду, и всхлипнул. Потом еще и еще раз. В руках он крутил веточку – играя с ней, пытался развеять отчаяние. Все остальные кроме меня тоже заплакали и подвинулись ближе к Мориба, который теперь уже рыдал в голос. Но я так и остался поодаль и закрыл лицо руками, чтобы остановить слезы. Через несколько минут все немного успокоились и двинулись дальше, не сказав друг другу ни слова. Мы знали, что нет времени долго предаваться скорби. Ради самосохранения надо все время бежать вперед.
– Скорее бы добраться до этой деревни, – сказал Альхаджи. – Ох, как крепко я обниму маму, когда найду ее! – Он улыбнулся. – Правда, она всегда жаловалась, что я своими объятиями чуть не переломал ей все кости, и предупреждала: «Если ты меня любишь и не хочешь моей смерти, будь поосторожней!»
Мы захихикали.
– Мне кажется, нам удастся отыскать своих, – заговорил Канеи. – Во всяком случае, мы хоть что-то узнаем о них. – Он потянулся вверх, как будто пытался достать до солнца. Потом повернулся к Альхаджи, на губах у которого играла улыбка. – Я слышал, у тебя очень красивая сестра. Мы ведь с тобой останемся друзьями, да?
Тут уж все засмеялись.
Альхаджи запрыгнул на спину Канеи, и они стали кататься по траве и бороться, а потом встали и догнали нас. Настроение у них улучшилось, они напевали песню S.E. Rogie Nor Look Me Bad Eye, Nor Weih Me Lek Det[16]. Остальные стали подпевать. На мгновение все снова почувствовали себя счастливыми, но вскоре опять погрузились в раздумья и дальше шли в тишине.
Половина неба была голубой, но другую закрыли облака. Они казались неподвижными. Потом подул слабый ветерок, хрустнула ветка в лесу. Далекое эхо донесло до нас странные звуки, похожие на крик или плач. Не я один обратил на это внимание, мои друзья тоже остановились и прислушались. Тем временем ветер становился сильнее. Листья на деревьях шумно зашелестели. Сломалось еще несколько веток, гул в чаще леса теперь был слышнее. Стволы раскачивались из стороны в сторону, будто страдали от боли. Набежали тучи, и стало темно. Вскоре начался ливень, сопровождаемый громом и молнией. Он продолжался минут пятнадцать, а потом небо вновь очистилось. Мы растерялись, не знали, что делать дальше, но продолжали идти в промокшей насквозь одежде, надеясь, что солнце высушит ее. Ночью снова пошел дождь. Струи больно хлестали по лицу, заливая глаза. Мы шли, без конца утираясь рукавами, чтобы видеть дорогу, но быстро выбились из сил и сели под какими-то развесистыми кронами, чтобы переждать ненастье. Когда сверкала молния, мне было видно, кто под каким деревом сидит. Каждый из ребят обхватил руками колени и уткнулся в них лицом.
Ночь длилась долго, никак не наступал рассвет. Дождь прекратился, когда было уже совсем светло. Мы все дрожали от холода, руки были бледные, кожа на пальцах сморщилась от сырости.
– Мы похожи на вымокших цыплят, – сказал со смехом Муса, когда все вышли из-под деревьев. Отыскав большую поляну, ребята разложили на кустах рубашки и сели на траву греться на солнце.
Был уже почти полдень, когда мы натянули еще влажную одежду и снова отправились в путь. Через несколько часов вдали послышался крик петуха. Муса высоко подпрыгнул от радости. Мои друзья засмеялись.
Наконец мы приблизились к деревне, в которой надеялись найти своих родных. Я не мог сдержать улыбки. Лес остался позади, теперь вдоль дороги тянулись кофейные деревья. Мы слышали, как толкут в ступках рис, временами ветер доносил до нас голоса людей. Было понятно, что селение вполне обитаемо. Мы прибавили шаг. За кофейной плантацией тянулась банановая. Там мы увидели пожилого человека, который срезал спелые плоды. Его лицо поначалу невозможно было рассмотреть.
– Добрый день! – громко поздоровался Канеи.
Мужчина выглянул из банановых зарослей, стер пот со лба и пошел нам навстречу. Он медленно пробирался через шуршащие сухие листья и наконец приблизился к нам.
Я вспомнил его! Правда, он сильно постарел и похудел с тех пор, как я последний раз его видел. Его звали Газему, нгор Газему[17]. Он был убежденный холостяк. Все гадали, почему он никак не женится. Старики говорили: «Этот человек уже достаточно самостоятелен и независим и мог бы найти себе хорошую жену. Но ему нравится одиночество. Он ценит свободу». Газему никогда не спорил с ними, его не волновало, что о нем судачат. Он сам готовил еду, а когда неохота было готовить, ел гари[18] с медом. Как-то раз он целую неделю только этим и питался. Тогда моя мать решила носить ему по вечерам еду. «Гари в таком количестве очень вредно», – заявила, а Газему лишь улыбнулся и почесал в затылке.
Выйдя на край плантации, Газему внимательно вгляделся в наши лица, а потом его лицо расплылось в улыбке. Тут я окончательно уверился, что это именно он, потому что у него не было одного переднего зуба.
– Мальчики, не поможете ли мне отнести бананы в деревню? – Он сказал это таким тоном, которым взрослые часто говорят с детьми, не ожидая отказа.
