Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV
4/17 августа 1902. Воскресенье.
Перед Литургией явился Лин Такахаси с своей женой Марфой, из коих двоих неизвестно, кто кого похитил, он ее у родных, или она его у Церкви — во всяком случае, роман их женитьбы, с прослойкой обмана, едва ли обещает прочное счастье; он высматривает красивым теленком, она — ух, бой–баба будет на жизненной арене! Я молча благословил их, да и не время было на что–либо большее. Вечером он явился Задорожными в Оби, дал на двоих, и на имущество; не обидели себя — сорок ен попросили и получили, то есть — Лин получил; ее не было, хотя хотелось бы поговорить с нею, приласкать, дать кое–какие наставления. Завтра в шесть часов утра пускаются в путь — Господи, благослови их!
Из Коодзимаци были после обеда о. Алексей Савабе с двумя избранными казначеями: Иоанном Нагата и Петром Эндо (Секи). Принесли деньги для хранения здесь в церковном железном ящике, в трех документах — всего на сумму немного больше двухсот ен; дал им соответственно три расписки в получении сих векселей для хранения. Рассказал им, как надо вести церковную отчетность; показал для примера свою, со всеми отделами и расписками. Говорили они, что Церковь продолжают враги о. Алексея мутить моим именем, будто я жду прошение против него, только более мягко написанное, будто Пантелеймон Сато участвует в сей махинации. Я советовал не обращать внимание на эти козни, а обращаться с мутителями мирно и любовно, стараясь мерами кротости образумить их. Петр Секи рек: «Нельзя ли анафеме предать главного мучителя, Танабе?» Что выдумал! Я запретил и думать о сем.
— Возмутившиеся не дают, что следует от них, в добавление к получаемому от Миссии содержанию о. Алексея. Что с ним?
— А уж пусть будет наказанием о. Алексею за то, что он плохо исполнял свои обязанности, сделал возможным возмущение, Миссии не платить же за это.
5/18 августа 1902. Понедельник.
Из Коодзимаци–кёоквай был один гию (церковный старшина), принадлежащий к приходу Иоцуя, где гнездо мутителей Церкви, спрашивает:
— Правда ли, что вы обещали переменить священника, если большинство христиан представит подписи, что не желают о. Алексея Савабе? Враги о. Алексея вашим именем действуют и усиленно собирают подписи, все больше и больше мутя мирных христиан.
— Да, об этом я уже слышал и предупредил, что неправда. Раз решенного я не могу изменить, пока не изменятся обстоятельства. Если о. Алексей не исполнит своего обещания — прилежней служить, заниматься проповедью и прочее, в чем он ныне оказался заслуживающим укора и в чем обещал исправиться, то христиане будут иметь резон просить о перемене его на другого священника, теперь же — никакого; сколько бы ни собрали подписей — тщетно: я не приму прошение, — и прочее, что уже не раз объяснял. Гию ушел успокоенным, обещаясь передать мои речи другим.
Был Reverend King, здешний епископальный миссионер, и Reverend Norris, тоже английский епископальный миссионер из Северного Китая, один из выдержавших осаду боксеров в Пекине. Говорил он, что политика Пекинского Двора ни на волос не изменилась — все та же рутина, обещающая продолжение нападений на миссионеров и китайских христиан, что если династия не переменится, и всегда будет то же; на перемену же династии пока нет никакой надежды — нигде не видится в Китае сильного человека, который взялся бы за это; притом же это ныне чрезвычайно трудно было бы по компликации с иностранными державами.
6/19 августа 1902. Вторник.
Праздник Преображения Господня.
Такой дождь рубил с раннего утра, что собравшиеся к богослужению человек тридцать, бесспорно, должны быть названы благочестивыми христианами. Потом целый день, вот до двенадцати ночи, введение в каталоги новых русских книг, вперемежку с отпуском плетущихся на свои места катихизаторов, как Николай Исикава в Окуяма, Виссарион Такахаси в Кумамото.
7/20 августа 1902. Среда.
После полудня являются десять человек представителей якобы всей Церкви в Коодзимаци, подают завернутое в бумагу прошение.
— О чем? — спрашиваю.
— О том же, что было в прежнем прошении. По вашему приказанию (мейрей–ни ётте) мы вновь собрали печати.
— По моему приказанию? Такого не было. Это ложь. Я уже не раз слышал, что вы моим именем действуете, и всякий раз посылал сказать вам, чтобы прекратили эту смуту. Прошения вашего я не приму, так как дело прежде было с вами же вместе разобрано, рассужено и решено. Перерешать его было бы противозаконно и противно здравому смыслу. Вы сами же потом сказали бы: что это за Епископ, который сегодня решит одно, а завтра совсем другое. Больше и слушать вас не хочу.
Встал и ушел. Но через пять минут, направляясь в библиотеку и видя их все еще сидящими в классной зале, зашел и попытался убедить заниматься мирно делами своего звания, а Церковь оставить заведыванию Епископа, который, решив их жалобу, наблюдет, чтобы решение не осталось праздным: о. Алексей непременно исправится; если же нет, тогда они будут иметь право просить об удалении его, и он удален будет.
8/21 августа 1902. Четверг.
Мутители Церкви в Коодзимаци вновь пришли еще в большем количестве с тем же прошением. Вышедши к ним, вновь объявил, что не приму прошение. Когда стали они говорить разом в несколько голосов, пытался уйти от них, но был силою задержан, несколько рук ухватились за меня, другие твердо приперли дверь; послушав несколько минут галденье одного и того же вздора, вырвался из комнаты и у себя запер дверь на ключ. Раз шесть–семь пытались они отворить дверь и стучать в нее с такою силою, что я прощался с дверью, думая, что она будет разломана. К двум часам несколько утихли, начав шуметь с часу; тогда я пошел пригласить секретаря Нумабе с приготовленными пакетами содержания служащих, которые сегодня должно рассылать; за Нумабе ворвались в комнату мутители все с тем же прошением в руках.
— Сколько уже раз говорил вам, что прошение ваше решено, и решение не переменится.
— Да возьмите хоть так прошение, прочитайте, а решение пусть останется то же.
— Это можно, — оставьте, — прочитаю.
— Так мы подождем.
— Подождите, только вам придется ждать часа два, пока я кончу вот не терпящее отлагательства дело с господином Нумабе.
Через полчаса вновь приходят:
— Мы уйдем.
— С Богом!
Прошение на этот раз оказалось самым кратким повторением прежнего: «Не желаем нынешнего священника и потому просим удалить его от нас», — и следуют подписи с печатями. Всего печати ста двенадцати домов. Затем отмечено, что двадцать домов безразличны, семь желают о. Алексея Савабе, семь — под разными условиями, сорок три дома — охладевшие к Церкви. Здесь и есть сто восемьдесят девять домов, значащиеся по метрике Церкви Коодзимаци.
