Иван Павлов - И.П.Павлов PRO ET CONTRA
Вот эта, если хотите, диалектика, единство и борьба противо положностей — стремление к Богу и греховности натуры у ве рующих — от понимания атеистов ускользает. Не признавая православного правила — «никого не осуждать, а себя судить строго», они требуют от верующих заведомо невозможного — если веришь — будь святым и не отступай ни на йоту, а иначе — какой же ты верующий! Судить о чужой вере мирянину вообще Отношение к религии Ивана Петровича Павлова 74 не положено — это исключительно дело священника. И веру свою человек не должен демонстрировать, а проповедовать Сло во Божье просто права не имеет. На сей случай есть специаль ные правила 6го (Константинопольского) Вселенского Собора (680 г.), которые гласят, что мирской человек да не учит, по скольку от рождения не все апостолы; что каждый должен знать свой чин и не ставить себя пастырем, будучи овцой; что не подо бает ему перед народом произносить слово или учить; наконец, что преступающие этот запрет отлучаются от Церкви на 40 дней [12]. Отвечать на вопросы, частным образом заданные, и учить вопрошающего, если он хочет учиться, а не ставит провокаци онный вопрос, можно. А свои молитвы и добрые дела свои чело век должен держать про себя, иначе их значение умаляется.
И Иван Петрович вопросы веры не обсуждает даже с близки ми, как это видно из записки Серафимы Васильевны. Не высту пает с публичными заявлениями, а в своих лекциях и в разбо рах на «средах» упорно повторяет, что вера людям необходима как один из адаптационных моментов, т.е. говорит ровно столь ко, сколько можно сказать, не обращаясь в проповедника. И от правила говорить о религии только уважительно, Павлов, пови димому, не отступал. Так, А. В. Снежневский пишет: «Такой же спор возникал и на “павловских средах”. Павлова в некоторых случаях было трудно убедить в том, что у больного имеется бред, а не “религиозное мировоззрение”» [13]. И когда Павлов писал Сталину (к сожалению, текст письма не опубликован, и мы не знаем, какие аргументы Павловым приведены), он отстаивал, по видимому, не веру, а совершенно конкретную Знаменскую цер ковь у Московского вокзала, отстаивал свое право молиться там, где он привык. Так же точно он отстаивал право слышать звон колоколов Колтушской церкви.
Да, у Ивана Петровича были сомнения и колебания, как у человека, веру принимающего осознанно. Он написал своей не весте, что не верует в Бога. Под влиянием чего? Сошлемся на книгу [1] и приведем с сокращениями размышления ее авторов по поводу духовного кризиса Павлова.
В Петербургском университете, а затем и в ВМА Павлов по пал под очень сильное влияние крупного ученого и очень сквер ного человека, по выражению И. И. Мечникова, «неспособного стать на сколько-нибудь нравственную возвышенную точку зре ния», — И. Ф. Циона, который ради достижения определенных выгод даже сменил веру и был проклят отцом и всеми родными. Встретился с Ционом Павлов, когда ему был 21 год, бок о бок работал года 3—4, набирался от него атеистического цинизма, 746 Н. И. МОИСЕЕВА который был такого сорта, что повел Циона к конфликту не толь ко с профессорами, но и со студентами, которые просто потребо вали убрать его из академии. Блестящий профессор уехал в Па риж к К. Бернару и… оказался полномочным представителем Российского государственного банка во Франции чуть ли не в течение 16 лет. Иван Петрович ценил Циона как видного физио лога и вообще стоял за него горой, ссорясь с теми, кому он не нравился. Студент Павлов поверил, что в жизни можно чеголибо достичь, только подчинив всего себя холодному рассудку, будто на пути к цели все средства хороши. В конце концов Иван Пет рович «стряхнул с себя ционовские чары, опомнился и свернул с пути, который вел его к нигилизму» [1]. И произошло это бла годаря влиянию его невесты Карчевской, его учителя в акаде мии Боткина и, главное, Достоевского.
Таково мнение авторов книги, с которым мы полностью со гласны, особенно относительно Достоевского, который действи тельно был для Ивана Петровича непререкаемым авторитетом со времени появления «Дневника писателя». Буквально потря сением была для Павлова посвященная Ивану Федоровичу часть «Братьев Карамазовых». «Чем больше читал, тем беспокойнее становилось на сердце: как ни толкуй, пропасть похожего на твоего нежного и сердечного почитателя…» (письмо к невесте от 13 сентября 1880 г.). Эта «пропасть похожего» Павлова вовсе не радует. Анализируя Ивана, а главу «Иван Федорович» он пере читывал не меньше четырех раз, он изживает в себе ционовский нигилизм и холодную рассудительность. В письме невесте от 17 сентября 1880 г. стоит: «…И человек остается умный, но со страшным холодом на сердце, с ощущением странной пустоты в своей особе. И начинается травля. Человек, повидимому, шел правильно, в ногу с веком, все подвергая анализу, — и что ж? — возникает ужасная путаница — и где ж? — в нем самом. Несмот ря на весь свой ум, он чувствует себя отчаянно, ему противен его ум, его тянет в сторону этой реальности, так раньше разрушае мой, отвергаемой, и он действительно готов “отдать всю эту над звездную жизнь, все чины и почести за то только, чтобы вопло титься в душе семипудовой купчихи и богу свечки ставить…”». А в письме от 7 ноября 1880 г.: «Иван Федорович — это несчаст ная попытка ума всю природу, как и всего человека, забрать в свою область, все проводить через сознание, все разумом моти вировать. А разве это возможно?..» [11].
А как преломляется смысл этих и других высказываний Пав лова в цитируемой нами книге? «Ивану Павлову импонировало стремление Ивана Карамазова во всем оставаться “при факте”, Отношение к религии Ивана Петровича Павлова 747 его неистовое жизнелюбие и абсолютное безбожие» [11, с. 106]. Но, вопервых, Иван Карамазов Павлову не нравится, он изжи вает его в себе, а вовторых, как можно назвать Ивана Карамазова безбожником? Он — не безбожник, а богоискатель, создавший свою религиозную концепцию в поэме «Великий инквизитор». Анализу только одной этой поэмы посвящена большая книга В. Розанова [14]; взгляды Ивана анализировало множество ис следователей, в том числе П. Кропоткин [15], С. Булгаков [16], Н. Бердяев [17]. Иван Карамазов — особый религиозный тип, он не православен, тянется к католицизму (о чем в романе сказано устами Алеши) и мучается сомнениями не столько по вопросу, есть ли Бог или нет (кроме слов «Бога нет» вскоре идут слова, обращенные к Алеше: «Я не Бога не принимаю, я мира его не принимаю»), сколько по вопросу, какой он, Бог.
То потрясение, которое испытал Павлов, читая «Братьев Ка рамазовых» и узнавая и анализируя собственные мысли и по ступки, увело его не от Бога, а от Циона, т.е. как раз от ниги лизма.
Суммируя сказанное и обратившись к определению Церкви, кто является верующим, мы повторно утверждаем, что, несмот ря на те или иные высказывания, на колебания взглядов с течением времени, Павлов являлся верующим, поскольку всю жизнь вел себя как человек воцерковленный — не только посещающий церковь и соблюдающий обряды и в быту, и во время работы, и в храме (в том числе — исповедовавшийся, как о том свиде тельствует его духовник — старец Сампсон), но и принимавший участие в церковной жизни в качестве почетного старосты Зна менской церкви и боровшийся за сохранение этого храма и ко локольного звона в Колтушском храме.
