Федор Раззаков - Дин Рид: трагедия красного ковбоя
– Но почему в таком случае ваши военные не заставили самолет сесть на один из ваших аэродромов? – удивился Дин.
– Потому что те, кто задумывал эту операцию, были не дураками. Они установили внутри самолета мощную взрывчатку, и если бы мы захотели осмотреть «Боинг», то он бы в ту же минуту взорвался. Кстати, так оно и вышло: после того как «Боинг» поразила ракета нашего летчика, он еще пролетел 17 километров и взорвался изнутри над нейтральными водами. Причем у наших границ он оказался аккурат в тот момент, когда над Камчаткой проходил американский разведывательный спутник.
– Выходит, все пассажиры были пешками в чьих-то руках?
– Смотря каких пассажиров ты имеешь в виду. – Поймав на себе удивленный взгляд Дина, Юрий уточнил: – Сообщения о том, что на борту «Боинга» в момент взрыва находились 269 пассажиров, – ложь. Там было всего 29 человек, которые управляли самолетом и были прекрасно осведомлены о целях его полета. Именно они и погибли.
– Этому есть доказательства?
– Сколько угодно, – голосом, полным уверенности, ответил Юрий. – На месте падения самолета мы не обнаружили упомянутых почти трех сотен тел, зато нашли их багаж, который был нанизан на трос и скреплен по кругу. Догадываешься, зачем это было сделано? Правильно, чтобы этот багаж не разметало по морю и его легко можно было найти. Вот почему все международные комиссии признали наши действия обоснованными и с нас не потребовали выплачивать компенсации родственникам погибших. Знаешь почему? Потому, что мы договорились с американцами о том, что они признают нас невиновными, а мы не обнародуем факты, которые говорят, что сбитый «Боинг» – разведчик. Однако истерию вокруг сбитого «Боинга» американцы устроили знатную, в очередной раз вымазав нас в дерьме перед всем миром.
В это время за оконом повалил снег, и Юрий, чтобы расчистить лобовое стекло, включил щетки. Затем, краем глаза взглянув на Дина и увидев, что тот погружен в глубокие раздумья, произнес:
– Имей в виду, что сведения, которые я тебе рассказал, являются секретными, и если кто-нибудь узнает о том, что я их тебе сообщил, то меня… сам понимаешь…
– Меня об этом можно было не предупреждать, – оторвавшись от своих мыслей и с укором взглянув на друга, ответил Дин.
Вместо извинения за свою последнюю реплику Юрий положил свою ладонь на плечо Дина, чем сразу разрядил обстановку.
Возникшую в салоне паузу нарушил Дин, который спросил:
– Если дела Андропова столь плохи, то кто встанет на его место?
– Кто-то из стариков. Если элита и в самом деле убрала Андропова, то она не позволит кому-то из молодых продолжить его дело. Ей надо отдышаться и прийти в себя.
– Но старики не вечны. Ты сам кого бы хотел видеть у руля страны?
– Из молодых в Политбюро есть только двое: Григорий Романов и Михаил Горбачев. Я бы предпочел первого, поскольку тот более жесткий и вполне способен продолжить линию Андропова. Но, боюсь, с Романовым поступят точно так же, как когда-то с Шелепиным. Вокруг его имени уже сегодня вовсю курсируют всевозможные компрометирующие слухи.
Дин сразу догадался, о чем идет речь. Даже в ГДР дошли эти слухи о Романове: будто он справил свадьбу своей дочери в Эрмитаже и в пьяном угаре бил там императорскую посуду, а также о том, что его задержали с любовницей на яхте во время прогулки в территориальных водах Финляндии. Однако Дин не знал, верить этим слухам или нет, поэтому не преминул воспользоваться возможностью узнать это из уст Юрия.
– Все это откровенная ложь! – не скрывая своего раздражения, ответил Юрий. – Никто Романова с любовницей, якобы популярной ленинградской певицей, нигде не задерживал. А что касается свадьбы его второй дочери, то она игралась девять лет назад, и не в Эрмитаже, а на даче в поселке Левашеве. Мой товарищ из ленинградского обкома комсомола был там в числе немногочисленных гостей и видел все собственными глазами. Подчеркиваю, свадьба эта состоялась девять лет назад, а слухи о ней почему-то всплыли только сегодня, когда у Романова появились реальные шансы стать у руля страны. Догадываешься, зачем это делается?
– У Романова есть поддержка внутри Политбюро? – поинтересовался Дин.
– За него горой стоит министр обороны Устинов, который давно знает Романова по совместной работе – оба занимаются вопросами оборонной промышленности. Но боюсь, что мнения одного Устинова в этом вопросе окажется недостаточно.
Затем, после короткой паузы, Юрий добавил:
– Хотя, как говорится, поживем – увидим.
– Поживем, – живо откликнулся на эту фразу Дин, который, как и его приятель, был все-таки больше оптимистом.
Находясь в Москве, Дин встретился еще с одним человеком – журналистом «Комсомольской правды» Михаилом Кожуховым – и дал ему большое интервью (оно появилось 22 декабря и называлось «Не ошибитесь в мечте»). Несмотря на то что из интервью были убраны наиболее острые моменты, оно получилось весьма злободневным и острым. Что вполне естественно. К тому времени Дина все больше волновали проблемы молодежи, причем не только советской, но и восточногерманской. Он видел, что это поколение, которое выросло в тепличных условиях, все сильнее дрейфует в сторону Запада и не видит в этом дрейфе ничего страшного. В этом явлении не было бы ничего предосудительного, если бы молодежью не двигало исключительно голое потребительство, лишенное всяческих идеологических подпорок. И в своем интервью Дин выражал обеспокоенность именно этим моментом. Цитирую:
«Уважение к себе начинается с ответа на вечный, мучительный вопрос – для чего живу? Для чего рожден? Чтобы ездить на собственной машине? Носить джинсы? И только?
Однако не стоит все доводить до максимализма, чтобы не переступить черту здравого смысла. Ведь совершенно очевидно: каждый из нас хочет красиво и удобно одеваться. Но страшно, когда только это становится смыслом жизни. И если человек начинается с того момента, когда сумеет решить для себя, что он такое есть, то кончается он как личность именно тогда, когда успокаивается, увидев наконец, что нижняя часть его тела красуется в вожделенных фирменных штанах.
Далеко не все плохо, что приходит из Америки. Ведь только одни джинсы, только одна рок-музыка не могут быть «врагами», опасными сами по себе. И то, и другое – приметы времени.
Но совершенно иное дело, когда «американская облатка» – в джинсовой или джазовой упаковке – становится самоцелью. Тогда за океаном ловцы душ хлопают в ладоши: к сонму приверженцев американской мечты прибавляется еще одна душонка. «Мой домик, моя машина, мое дело…» Страшно, когда, став рабом вещей, накопительства, человек забывает о том, что действительно важно.
