Бэзил Харт - Сципион Африканский. Победитель Ганнибала
Около первой стражи войска были построены для марша и, пройдя семь миль, около полуночи приблизились к вражеским лагерям, которых отделяло друг от друга около мили.
Здесь Сципион разделил свои силы, отдав всех нумидийцев и половину легионеров под команду Лелия и Масиниссы с приказом атаковать лагерь Сифака. Обоих командиров он отвел в сторону и еще раз напомнил им об осторожности, подчеркнув, что «чем больше темнота при ночной атаке мешает видеть, тем больше нужно заменять зрение мастерством и осторожностью». Далее он предупредил их, что не начнет атаки на лагерь Гасдрубала, пока Лелий не подожжет другой лагерь, и с этой целью увел своих людей медленным шагом.
Лелий и Масинисса, разделив силы, атаковали лагерь с двух сторон одновременно, сходящимся маневром. Кроме того, Масинисса расставил своих нумидийцев, поскольку они знали лагерь, так, чтобы отрезать возможные пути к бегству. Как и предполагалось, как только передовые легионеры разожгли огонь, он быстро распространился по первому ряду шалашей, и вскоре весь лагерь был охвачен пламенем, ибо шалаши стояли близко друг к другу, и не было достаточно широких промежутков между рядами.
Вообразив, что это случайный пожар, люди Сифака выскочили из шалашей без оружия и в беспорядке заметались по лагерю. Многие погибли сонными в хижинах, многие были затоптаны в давке у выходов из ограды, а те, кто избежал пламени, были перерезаны нумидийцами, расставленными у ворот.
Тем временем в карфагенском лагере солдаты были разбужены криками часовых о пожаре в другом лагере и, увидев огромное пламя, выбежали из собственного лагеря, чтобы помочь тушить пожар. Они также решили, что лагерь загорелся случайно, а Сципион спит в семи милях от них. Именно этого Сципион и ждал – и сразу же бросился на толпу, отдав приказ не выпускать никого живым, чтобы не получили предупреждения солдаты, остававшиеся в лагере. Вслед за этим он мгновенно начал атаку на ворота лагеря, оставшиеся неохраняемыми из-за общей суматохи.
Предусмотрев в своем плане атаку сперва на лагерь Сифака, он обратил к своей выгоде то, что немалая часть хижин в нем находилась за пределами линии укреплений и была легко доступна, давая возможность захватить ворота лучше укрепленного карфагенского лагеря.
Передовые отряды, ворвавшись внутрь, тут же запалили ближайшие хижины, и вскоре весь лагерь был в пламени; разыгрывались те же сцены паники и истребления, и те, кто выбегал через ворота, встретили свою судьбу под мечами расставленных снаружи римских отрядов. «Гасдрубал сразу же бросил любые попытки тушить огонь, ибо понял из того, что сделалось с ним, что бедствие, павшее на нумидийцев, также не было, как они предположили, делом случая, но результатом инициативы и дерзости врага». Он поэтому, проложив себе путь, бежал, сумев увести с собой только две тысячи пехотинцев и пятьсот конников, кое-как вооруженных, раненых и обожженных. С этими жалкими остатками он нашел убежище в близлежащем городке, но, когда подошли преследователи, он, видя настроение жителей, возобновил бегство в Карфаген. Сифак также бежал, уведя, вероятно, побольше людей. Он укрылся в Аббе, соседнем укрепленном городке.
Даже армии Сеннахериба не претерпели столь быстрого, столь неожиданного и столь полного разгрома, как армии Гасдрубала и Сифака. Согласно Ливию, 40 тыс. человек было перебито либо погибло в пламени; около 5 тыс., включая многих карфагенских вельмож, попали в плен. Зрелище этой катастрофы остается непревзойденным в истории. Полибий, получавший, вероятно, информацию от Лелия и других очевидцев, описывает ее так: «Все вокруг полно было горестными криками, паникой, страхом, странным грохотом и, прежде всего, яростным огнем и потоками пламени, уничтожавшими всякое сопротивление; любой из этих вещей было бы достаточно, чтобы вселить ужас в человеческое сердце, и насколько же ужаснее было сочетание их всех. Невозможно найти другой такой катастрофы, как бы ее ни преувеличивать, которая могла бы сравниться с этой, настолько превышал ее ужас все прежние события. Поэтому из всех блистательных подвигов, совершенных Сципионом, этот кажется мне самым блистательным и самым дерзким…»
В Карфагене новости вызвали страшную тревогу и тоску – целью Гасдрубала при отступлении туда как раз и было предотвращение паники и капитуляции. Город нуждался в его присутствии и в его решительности. Карфагеняне ожидали, что в весенней кампании их армии запрут Сципиона на мысу близ Утики, отрезав его с суши и с моря. Драматический оборот событий заставил их перейти от самоуверенности к глубокому унынию. На чрезвычайных дебатах в сенате было предложено три выхода: направить к Сципиону послов для переговоров о мире; отозвать из Италии Ганнибала; набрать свежих наемников и убедить Сифака возобновить совместную борьбу. Влияние Гасдрубала и объединенной партии Баркидов победило: был принят последний образ действий. Стоит мимоходом отметить, ввиду обвинения в ультрапатриотизме, часто выдвигаемом против Ливия, что он говорит о решении карфагенян с явным восхищением: «Оно дышало римским упорством и стойкостью в бедствиях».
Сифак и его нумидийцы сперва решили продолжать отступление и вернуться в свою страну, выйдя из войны. Но три фактора заставили их передумать: влияние Софонисбы, умолявшей Сифака не бросать ее отца и ее народ, быстрое прибытие послов из Карфагена и прибытие из Испании более четырех тысяч кельтиберских наемников, которые народная молва, без сомнения вдохновляемая военной партией, превратила в десять тысяч. Сифак сообщил послам, что будет бороться вместе с Гасдрубалом, и показал им свежих нумидийских наемников, которые только что прибыли. Энергично проведя рекрутский набор, Гасдрубал и Сифак через тридцать дней смогли снова выйти в поле, объединив силы и укрепившись в лагере на Великой равнине. Их силы составляли 30—35 тыс. бойцов.
Сципион, рассеяв вражеские силы внезапной атакой, обратился теперь к осаде Утики, чтобы получить безопасную базу для дальнейших операций. Очевидно, что он намеренно воздержался от преследования Сифака, ибо заставлять последнего драться значило бы лить масло в огонь, который уже угасал сам по себе. Основания для таких надежд мы уже показали, как и факторы, помешавшие им оправдаться. Полибий приводит в этот момент пример заботы Сципиона о своих войсках: «Он также в это время распределял добычу, но прогнал торговцев, которые делали на этом слишком уж выгодные дела; ибо солдаты, упоенные недавними успехами, рисовали себе розовые картины будущего и, не ценя сегодняшнюю добычу, были готовы отдавать ее торговцам за бесценок».
Когда вести о соединении нумидийцев и карфагенян и об их приближении достигли ушей Сципиона, он действовал стремительно. Оставив маленький отряд, чтобы поддерживать видимость осады с моря и суши, он налегке двинулся маршем на врага, полагая, очевидно, что ключом к победе над новой угрозой является быстрота, и нужно ударить раньше, чем они превратят своих рекрутов в боеспособную силу. На пятый день он достиг Великой равнины и укрепился в лагере на холме, примерно в трех с половиной милях от вражеского лагеря. В течение двух следующих дней он выдвигал отряды, тревожа неприятельские аванпосты, чтобы выманить врагов на битву. Рыбка клюнула на третий день – объединенная армия вышла из лагеря и выстроилась в боевой порядок. Кельтиберов, свои отборные войска, Гасдрубал с Сифаком поставили в центр, нумидийцев – на левый фланг и карфагенян – на правый. «Сципион просто следовал обычной римской практике, поставив гастатов впереди, принципов за ними и триариев – позади всех. Кавалерию италиков он расположил на правом фланге, против нумидийцев Сифака, а нумидийцев Масиниссы – на левом, против карфагенской конницы. В первой же схватке италики и конники Масиниссы опрокинули фланги противника. Быстрота прибытия Сципиона и удара, не позволившего вождям врага выдрессировать еще «сырых» наемников, дала обильные результаты. Более того, моральный дух римлян ободрялся недавним успехом, а противник еще не оправился после недавней катастрофы.
