Бернар Шампильон - Роден
Родену только что исполнилось 50 лет. Представить, каким он был в тот период, помогают воспоминания Жюдит Кладель, описавшей один из визитов скульптора на виллу ее отца в Севре:
«Немного отдалившись от шумного круга гостей, он сидел, массивный и молчаливый, поглаживая длинные пряди своей рыжей бороды, начинавшей приобретать серебристый налет седины. Он производил впечатление осторожного, медлительного и очень застенчивого человека. При малейшем волнении его кожа, покрытая светлым загаром, багровела; рот, прикрываемый вьющейся бородой, только изредка произносил несколько робких слов. Было неясно, что он думал на самом деле. А между тем в его серо-голубых глазах мелькали то тонкая усмешка, то пронзительное любопытство, что свидетельствовало о проницательности и даже хитрости. Форма его черепа, наклон великолепного лба, поседевшие волосы, подстриженные бобриком, говорили о твердости и упрямстве. При поверхностном взгляде его можно было принять за хитрого крестьянина, прячущего свои мысли, расчетливого и скупого на слова. Но более наблюдательный человек мог увидеть, какая утонченность и вместе с тем сила скрывались под немного тяжеловатой маской этого солидного мужчины с редкими задумчивыми жестами, какое обаяние, обусловленное его спокойствием и тайной его бесконечной мягкости. “Вы — великий добряк с ужасной бородой”, — писал ему мой отец».
На людях Роден страдал из-за собственных застенчивости и неловкости, однако наедине с женщинами он вел себя по-иному. Он фотографировался всегда сбоку или в «три четверти», так как знал, что в таких ракурсах его безупречный профиль смотрится наиболее выигрышно. Иногда его глаза загорались улыбкой фавна. Насколько он был сдержан на публике, настолько вдохновенно говорил о своем творчестве, о своем искусстве в доверительных беседах с близкими друзьями. И его оригинальные идеи и взгляды восхищали слушателей.
Заказ на «Врата ада» послужил поводом для создания огромного количества как нарисованных, так и вылепленных в глине этюдов, поскольку Роден никогда не мог насытиться изучением человеческого тела. Постоянно обновляемые этюды всегда доставляли ему радость открытия.
Не раз высказывалось мнение, что при работе над «Вратами ада» Родена вдохновляли скульптурные сцены Страшного суда на западных фронтонах средневековых соборов. Но мы не находим никакого сходства. Только одно роднит Родена с мастерами Средневековья — экспрессия, но она достигается совершенно разными средствами. Скульпторы, работавшие в соборах, подчинялись простому и регулярному ритму, определенному автором изображаемой сцены, тогда как грешники Родена принадлежали хаотичному и рассредоточенному миру. Каждый сюжет он интерпретировал индивидуально, и они были настолько несхожи по пропорциям и содержанию, что никогда не могли бы объединиться в композиционный ансамбль.
Если все-таки говорить о чьем-то влиянии, то нам кажется, явно доминировало влияние Микеланджело — но не столько скульптора с его мощью, выражаемой в чрезмерной мускулатуре фигур, сколько художника, автора потрясающих фресок в Сикстинской капелле и особенно сцены Страшного суда, этой бури ужаса, пароксизма боли и отчаяния.
Чтение «Божественной комедии» Данте, несомненно, вдохновляло Родена и подтолкнуло к выбору некоторых сюжетов, в частности «Уголино», «Паоло и Франческа».81 Но Данте и Микеланджело представляли ад в христианском духе. А Роден изобразил языческий ад. Проклятые Микеланджело были душами, а грешники Родена обладают человеческими телами. Это мужчины и женщины, причиняющие друг другу страдания и поглощаемые пучиной небытия.
Обнаженные Микеланджело, которых Аретино82 с присущим ему цинизмом называл объектом скандала, олицетворяют несчастных, изгнанных из земного рая. А обнаженные Родена погружены, помимо страданий, в атмосферу отчаянных страстей и желаний. Они несут на себе всю тяжесть пороков и сами плодят свои несчастья.
Роден дал волю воображению: он смешивает Бога из Библии и богов Греции, героев Данте и про́клятых женщин Бодлера.83 На самом деле его мораль, его религия, его концепция спасения — только его искусство.
Отдельные скульптуры Родена, предназначавшиеся для «Врат ада», стоят в ряду его выдающихся шедевров. Не сумев их скомпоновать, ваятель отделил некоторые статуи или скульптурные группы; они начали независимое существование и получили имена.
Это в первую очередь «Мыслитель» — фигура сидящего мужчины богатырского телосложения, с опущенной головой, грубым лицом, бычьей шеей, о необычайной силе которого свидетельствует потрясающая мускулатура. Могучий, глубоко задумавшийся человек, склонившийся над мучениками, кишащими под ним на барельефе дверей, по-видимому, размышляет над их судьбой. Он олицетворяет стремление человеческого разума проникнуть в тайны мироздания, постичь смысл жизни и предназначение человека.
«Мыслитель», выставленный в Салоне, стал объектом насмешек со стороны враждебной Родену критики. Чтобы защитить его, Габриель Мурей84 организовал общественную подписку, чтобы собрать средства на приобретение монумента для Парижа. В результате «Мыслитель» был отлит в бронзе, что придало ему еще больше силы и выразительности, и передан мэрии Парижа. По решению городских властей монумент был установлен перед Пантеоном. Его торжественное открытие состоялось в 1906 году. Но споры вокруг «Мыслителя» продолжались. И в 1922 году под предлогом, что статуя якобы мешает официальным церемониям, ее перенесли в сад отеля Бирон — Музея Родена. Очень жаль! Ее присутствие придавало величие площади Пантеона, она резко отличалась от обычных парижских статуй. «“Мыслитель” царил на площади, — писал Леон Доде,85 — казалось, что он был специально сделан для нее…» Сам того не желая, Роден создал свой самый лучший общественный памятник.
Многие другие фрагменты, предназначавшиеся для декорирования портала Музея декоративного искусства, воплотили прекрасные образы и являлись сами по себе законченными шедеврами. Вероятно, они только выиграли, став самостоятельными скульптурами. Каждый из персонажей переживал собственную драму. Например, «Кариатида, упавшая под тяжестью камня» — это несчастная молодая девушка, для которой ее ноша оказалась непосильной. Она буквально раздавлена камнем, но всё еще держит его и, изнемогая, пытается поднять. А вот «Та, что когда-то была прекрасной Ольмиер» — полуобнаженная, постаревшая; ее дряхлое тело символизирует трагедию жизни каждой женщины. Но великий скульптор сумел воспроизвести это безобразное тело так, что становится ощутимой его ушедшая красота. Сильное впечатление производит «Мученица», лежащая, судорожно корчась, на земле. А воздействие «Скорби» усугубляется сочетанием страдания и природной красоты. И, наконец, «Скорчившаяся женщина», чье загадочное лицо касается одновременно и плеча, и колена в одной из тех необычных поз, которые только в творениях Родена не были непристойными или нелепыми.
