Михаил Энгельгардт - Чарльз Лайель. Его жизнь и научная деятельность
«В последний раз, когда Гукер, Гёксли и Воластон были у Дарвина, они оспаривали неизменность видов и, кажется, зашли дальше, чем хотели… Дарвин различает в числе разновидностей обыкновенного домашнего голубя три хороших рода и пятнадцать хороших видов, если устанавливать роды и виды согласно принципам, принятым лучшими орнитологами!.. После всего этого не происходим ли мы от Оранга?»
Наконец, вышло в свет «Происхождение видов», – вышло, так сказать, с благословения Лайеля, потому что он и Гукер уговорили Дарвина обнародовать свою теорию, когда Уоллес прислал последнему очерк естественного подбора.
Известно, какое оглушительное впечатление произвела эта книга. Тут повторилось – только в гораздо большем масштабе – то же, что при появлении «Основных начал геологии» Лайеля. Старая, затасканная теория, потерявшая всякий кредит и вовсе не находившая места в науке, оказалась, к общему изумлению, неизбежным выводом из фактов.
Лайель, как и другие, не ожидал ничего подобного. Его научная честность подверглась жестокому испытанию. Трудно на старости лет отрекаться от идей, с которыми свыкся за долгую жизнь. Не один он испытал это. Распространившись с быстротой эпидемии среди молодых ученых, теория Дарвина встретила упорных противников в лице многих стариков. Даже Бэр, «magnum et venerabile nomen», один из величайших умов нашего века, не мог примириться с дарвинизмом.
Тем не менее, научная честность победила: в книге о древности человека Лайель высказался в пользу эволюционизма – правда, нерешительным тоном, с колебаниями и оговорками, которые вызвали негодование Дарвина. «Лучше бы он не затрагивал этого предмета!» – восклицает последний по поводу «Древности человека».
Лайель не обладал железной логикой и мужеством Дарвина. Но в данном случае для него, бесспорно, есть смягчающее обстоятельство. Ему пришлось переделать все свое миросозерцание, отказаться от идей, которые срослись не только с его научными воззрениями, но и с его чувствами, с его нравственным миром.
«Сознаюсь, что я обратился к трансформизму скорее рассудком, чем чувством и воображением, – пишет он Гукеру, – но, может быть, именно поэтому я обращу на сторону Дарвина больше людей, чем тот, кто, как Лёбокк, родившись позднее, не должен отрекаться от старых излюбленных идей, которые с ранних дней составляли для меня прелесть теоретической части науки».
Не сразу, после многих колебаний и сомнений, он все ж таки решился произвести над собой тяжкую, мучительную операцию, на которую мало кто отважится. Из старых ученых, отвергавших эволюционизм, кажется, только Лайель обратился в новую веру под влиянием «Происхождения видов».
Кроме этого перелома в воззрениях, конец пятидесятых ознаменовался для Лайеля новым направлением его занятий. Впрочем, оно находилось в тесной связи с его прежними работами. Он увлекся последней главой геологической истории: эпохой появления человека.
По мнению старых геологов, эта глава очень коротенькая. Правда, уже со времен Кювье указывались изредка факты, противоречившие традиционной хронологии: нахождение кремней, оббитых человеческою рукою в древних отложениях вместе с остатками вымерших животных. Но эти единичные находки или оставались незамеченными, или объяснялись случайностью (позднейшим погребением кремневых орудий в древних слоях), или, наконец, просто игнорировались. Да и сами авторы подобных указаний не придавали им значения и не пытались основать на своих находках новую отрасль знания.
В конце концов, однако, и это дело нашло своего мастера. Французский антикварий Буше де Перт, убедившись в существовании кремневых орудий совместно с костями мамонта, носорога и других животных в древних дилювиальных наносах, взялся за исследование этого предмета, не щадя сил, времени и денег. В течение многих лет он производил раскопки, собирал коллекции и тщетно старался убедить ученый мир в действительности своих открытий.
Сообщения его были встречены насмешками: академические светила доказывали, что кремневые орудия очутились вместе с костями вымерших животных случайно, занесенные реками. Иные даже отрицали искусственное происхождение кремневых орудий, утверждая, будто это самые обыкновенные осколки, оббившиеся вследствие каких-нибудь естественных причин. Много крови испортил себе аббевильский антикварий, прежде чем добился простого внимания к своим трудам и серьезной проверки своих наблюдений. Однако добился: нашлись, наконец, геологи, заинтересовавшиеся его открытиями и оценившие их значение. В числе этих геологов был и Лайель. Посетив долину Соммы, где Буше де Перт производил свои раскопки, он убедился в справедливости его мнений и решил заняться этим предметом.
С этою целью предпринимал он экскурсии во Францию и Голландию, в Германию, в Баварию, Италию, Бельгию. Результатом этих экскурсий явилась знаменитая, наделавшая много шума, книга «Древность человека» («Antiquity of Man», 1863 г.), выдержавшая три издания в течение одного года.
«Древность человека» представляет свод знаний по доисторической археологии, накопившихся к тому времени и обработанных с новой точки зрения. Она имела огромное значение как по своим достоинствам – богатству материала, превосходной обработке, остроумным хронологическим вычислениям, так и благодаря громадному авторитету Лайеля. Вопрос о существовании человека в течение ледниковой эпохи, охватывающей период времени по меньшей мере в 200—250 тысяч лет, одновременно с мамонтами и пещерными медведями, мог считаться решенным после этой книги. Она послужила толчком к дальнейшим исследованиям, разросшимся с того времени в обширнейшую и интереснейшую отрасль знания. Так что, если Лайеля и нельзя назвать инициатором этого направления, то, во всяком случае, он был одним из главных его двигателей.
Лайелю исполнилось 65 лет, когда он издал «Древность человека». Духовные силы его сохранились неприкосновенными, но телесные начинали ослабевать. Появились болезни: ревматизм, ломоты, одышка; глаза, и прежде побаливавшие, теперь окончательно ослабели; не мог он по-прежнему взбираться на горы, лазить по оврагам…
Тем не менее, он не хотел сдаваться. Последнее десятилетие его жизни прошло в такой же неустанной работе, как и прежние годы. По-прежнему предпринимал он экскурсии в разные страны Европы, проверяя чужие исследования и пополняя их собственными наблюдениями; тщательно следил за геологической литературой, обрабатывая и приводя в систему быстро нараставшие материалы в новых изданиях своих «Начал».
В 1864—1865 годах он ездил в Германию, и оттуда в Швейцарию, где взбирался на Альпы. «Если не считать боли в пояснице, – писал он отсюда Дж. Гершелю, – то я успешно воюю с моими 68 годами, хотя принужден крайне беречься».
