Олег Попцов - Тревожные сны царской свиты
Бесспорно, ход с объявлением списочного состава правительства, с которым оппозиция выходит на выборы, ход разумный. На престиж опорного кандидата в президенты должен работать суммарный авторитет людей известных, примелькавшихся, запомнившихся скандалами и противостоянием в октябре 1993 года. Выдвижение единого кандидата, однако, не означает отказ договаривающихся сторон от выдвижения своих фигур. Их наличие в общефедеральном списке будет определяться прежде всего миллионной нормой подписей, гарантирующих присутствие в этом списке. Это тоже не глупый ход. Каждый кандидат, согласно Закону о выборах, получает 14 миллиардов рублей из бюджета на предвыборную кампанию. Это роскошный подарок налогоплательщиков, не имеющий разумного обоснования.
Назовем тактику традиционной оппозиции прокоммунистического толка разной тональности «тактикой складывающегося веера», который по мере приближения к финишной прямой собирается в жесткую стержневую конструкцию, обладающую поражающими возможностями стрелы.
Мне кажется, что президентский штаб на эту тактику оппозиции отреагировал слишком прямолинейно, сузив политический маневр до минимума. Это, скорее, не тактика политической борьбы, а вариации политической ревности. Ельцинская команда, наблюдавшая думские выборы 93-го и 95-го годов, обескуражена скандальностью и несговорчивостью демократических сил, которые после всякого значительного и незначительного шага Ельцина, продиктованного философией властвующего президентства, спешит к барьеру, чтобы вызвать Ельцина на дуэль. Все это выглядело достаточно опереточно, но почти всегда скандально. Так демократы освобождались от нервных перегрузок, связанных с ответственностью за всевозможные практические действия власти, которую они еще вчера рьяно поддерживали. Напуганное этой мгновенно созревающей оппозиционностью демократов, президентское окружение избирает некий усредненный вариант — не центристский, ибо центризм блока «Наш дом Россия» был неизмеримо более демократичен, а точнее, терпим к демократическим течениям. Аналитики жесткой «припрезидентской» группы сделали свой просчет предвыборной тактики Черномырдина как тактики неудачной, зараженной ненужной паллиативностью. Скоротечным подтверждением тому стала игра вокруг отставки Чубайса и последующие заявления президента по этому поводу: «Если бы Черномырдин освободился от Чубайса раньше, ему была бы гарантирована поддержка не десяти, а по меньшей мере двадцати процентов избирателей».
А чуть позже кизлярский террористический акт чеченцев, а затем бой у поселка Красноармейский. Приказ президента — штурмовать. Это можно назвать тактикой от противного. Черномырдин, затеявший переговоры с Басаевым в Буденновске, сделал ошибку. Мы будем действовать иначе.
Черномырдин за месяц до выборов в личной беседе говорил мне: «Я знаю, что многие желают отставки Чубайса. Дуют мне в уши — освободите. Убеждают, что с уходом Чубайса счет грехов исполнительной власти уменьшится. Но я не могу и не хочу этого делать. Чубайс, бесспорно, один из самых талантливых членов правительства. Это уже совсем другой Чубайс, прибавляющий не по дням, а по часам. Посмотрите, он съездил к шахтерам — и к нему изменилось отношение угольщиков. Он умеет защищать позицию правительства, убеждать и находить выход в критических ситуациях. Стабилизация рубля — это в громадной мере его заслуга. И потом, оттолкнуть сейчас Чубайса, это практически предать его».
Спустя полтора месяца президент, побуждаемый своим жестким окружением, дает прямо противоположную оценку действиям Чубайса. Я знал другого Ельцина. Когда в 93-м Чубайс, вызванный на Верховный Совет для очередной экзекуции, позвонил президенту и поделился своим беспокойством по поводу атмосферы ненавистничества, царящей в зале, он как бы спрашивал разрешения контратаковать, но хотел еще раз убедиться, почувствовать, что президент не сдаст его, не принесет в жертву.
Мы меняемся, меняются наши воззрения, ощущения, пристрастия. И привычная монета жизни переворачивается в воздухе, обращаясь к нам то «орлом», то «решкой», то обожанием и любовью, то неприязнью к одному и тому же человеку. И все это случается на протяжении года и даже месяца.
Надломленное, измученное, сумасшедшее время.
Принято считать, что истина всегда посередине. Это не так. Истина внутри любого процесса. Истина — в чреве обстоятельств. Если коммунисты наступают россыпью, мы разыгрываем альтернативный вариант с первых минут движения. Одной колонной, полагая, что ее мощь сама по себе — факт объединяющий. Мы заявляем публично: альтернативы Ельцину нет. Остается разобраться, кто такие мы? Ельцину нет альтернативы в пределах нас? А если это так, то сколько нас? И в состоянии ли мы своей безальтернативностью обеспечить пространство поля победы?
23 февраля 1996 года.
Радио «Свобода» в лице Марка Дейча, главы Московского бюро, приглашает узкий круг политиков и интеллигенции на презентацию библиотеки «Всемирная литературная коллекция» в 200 томах. Стоимость одного тома в пределах 200–300 долларов. Во вступительном слове — ничего о содержании, кроме утверждения: из лучших — самое лучшее. Все остальное — об экологической чистоте книги: переплет кожаный, бумага рисовая, набор серебром, тиснение чистым золотом. Листаешь книгу и понимаешь, что такое ручной набор. Красиво, изысканно, безумно дорого.
Впрочем, дело не в коллекции. В зале писатели, кандидаты в президенты, опальные политики, политики действующие. Место званого ужина — Дубовый зал Дома литераторов. За соседним столиком Михаил Горбачев с Раисой Максимовной.
ДЕСЯТЬ МИНУТ С ГРИГОРИЕМ ЯВЛИНСКИМ
Явлинский увидел меня. Его лицо приобрело загадочно-заинтересованное выражение. Музыка играет приглушенно. Но все равно мешает разговору. Мы наклоняемся друг к другу.
— Ты своей книгой меня подсадил, — говорит Явлинский, — откуда ты взял, что я собираюсь уезжать? Но я выкрутился и на тебя не обижаюсь.
— В книге не сказано, что ты собираешься уезжать. «Страдает от невостребованности своего «я». Рассматривает предстоящие выборы как последний шанс. В случае неудачи не исключает своего отъезда за границу».
— Это одно и то же: собирается и не исключает. Но не будем спорить. Я все равно к тебе отношусь с теплотой. Хотя ты сказал о Нем, что он единственный реальный кандидат.
— Не единственный кандидат, — уточнил я, — а единственный, кто в настоящий момент имеет шанс независимо от причин: любви, безысходности, выбора между плохим и скверным — неважно, сплотить разрозненные либерально-демократические силы и привести их в конце концов под свои знамена.
