Олег Игнатьев - Тирадентис
Не успел Клаудио Мануэл да Коста закончить свой монолог, как в комнату вошел священник Луис Виейра да Силва, держа в руке перевязанный ленточкой свиток.
– Вы знаете, друзья, – произнес священник, снимая накидку и стряхивая с нее дождевые капли, – я не утерпел до утра, хотя мог бы прочитать это произведение на наших обычных встречах за чашкой кофе. Но меня буквально pacпирает желание сегодня же поделиться с вами содержанием этого интересного документа, привезенного Алваресом Масиелом, родственником подполковника Франсиско де Паула.
Клаудио Мануэл да Коста кликнул раба и приказал принести еще пару светильников. Друзья уселись за стол, хозяин дома наполнил глиняные кружки терпким красным вином, каноник Луис Виейра да Силва развернул свиток и с выражением стал читать переведенный им текст американской конституции.
Пожалуй, можно считать, что именно в этот вечер прозвучали первые в Вила-Рике слова, в какой-то степени подрывавшие устои португальской власти или по крайней мере зарождавшие сомнения в незыблемости устоев португальского господства на бразильской земле.
На другое утро день выдался солнечный и жаркий. Часов в десять, как обычно, Клаудио и Алваренга отправились пить кофе в дом к Гонзаге. На веранде, выходящей в сад, уже накрыли стол, но друзья не приступали к кофепитию, как всегда поджидая неизменного четвертого компаньона – Луиса Виейру да Силва. После первой чашки кофе Луис Виейра да Силва принимался читать поэтам очередную проповедь, подготовленную для произнесения с амвона церкви. Когда у друзей появлялись какие-то замечания, священник Луис Виейра вносил в текст проповеди соответствующие коррективы. Если возникали какие-то споры и разногласия, то последнее слово всегда оставалось за Клаудио Мануэлом да Коста. Самый старший по возрасту, он пользовался среди своих товарищей непререкаемым авторитетом, разве что иногда Алваренга Пейшото осмеливался в чем-то возразить Клаудио. Но это случалось очень редко и большей частью не касалось принципиальных вопросов. Иной раз сюда, на веранду дома Гонзаги, подходили к утреннему кофе и другие собеседники – любители прекрасного и возвышенного, поклонники музы и своих талантов. Здесь вы могли увидеть доктора Диего Перейру Рибейро де Васконселос, интенданта Грегорио Пиреса Монтейро и священника Мигеля Эуженио да Силва Маскареньяса. Они также баловались стихами и не стеснялись отдавать их на суд лишь Клаудио Мануэлу да Коста, считая его более беспристрастным, чем Гонзага или Алваренга Пейшото.
В это утро разговор что-то не клеился. Правда, не желая нарушать традицию, каноник все-таки прочитал свою очередную проповедь и получил кучу замечаний от Гонзаги. Но потом никто не стал декламировать новые стихи, и беседа как-то незаметно заглохла, пока вдруг Алваренга Пейшото не сказал, обращаясь к друзьям:
– Вы знаете, я сегодня долго не мог заснуть после того, как почтенный каноник прочитал нам вечером эти американские законы. Вероятно, для нас такие законы не совсем подошли бы.
– Дорогой полковник, – перебил Алваренгу Гонзага, – а зачем нам следовать примеру какой-то чужой страны? У нас в Бразилии достаточно светлых умов, которые в состояние выработать еще лучшие законы и постановления. Будь у меня достаточно времени, я бы за месяц создал гораздо более совершенные, с юридической точки зрения, документы.
Клаудио Мануэл да Коста улыбнулся.
– Дорогой Гонзага, я уверен, если вы будете тратить всего лишь наполовину меньше времени для завершения своего ежедневного туалета, то мы станем свидетелями рождения таких необычайно прекрасных законов, которых еще не знал мир, а потом, когда вы напишете их, мы издадим книгу, по сравнению с которой «Дух законов» Монтескье, хранящийся в библиотеке подполковника Домингоса Виейры, покажется жалким лепетом.
Уловив иронию в словах Клаудио, Гонзага, обидевшись, надулся и, выйдя во дворик, принялся прохаживаться под окном Марии Доротеи.
– Господин Гонзага, к вам можно? – послышался в глубине дома чей-то звонкий голос, и на вернаду вошел Алварес Масиел. – Простите, я не помешал вашему разговору? – ска-Вал он, увидев сидевших за столом собеседников.
– Нисколько, – ответил Клаудио. – Мы очень рады вас видеть, наш юный друг. Садитесь с нами, выпейте кофе и пока не мешайте Гоазаге. Вон он ходит под окном Марии Доротеи, сочиняя очередную оду. С помощью музы он сделает это довольно быстро и через несколько минут вернется в нашу компанию. А пока расскажите новости, которые вы, безусловно, принесли с собой.
– Вы не ошиблись, господин Клаудио, – сказал Масиел. – Сегодня утром я встретился с человеком, о котором уже имел чеыь вам рассказывать. Вчера из Рио вернулся прапорщик Жоакин Жозе да Силва Шавьер по прозвищу Тирадентис, тот самый человек, с которым я имел интересную беседу в первый же день после возвращения на родину. Этот прапорщик – любопытная фигура, и, я думаю, небезинтересно познакомить его с людьми, в которых бьется живая творческая мысль. – Произнеся эти слова, Алварес Масиел протянул руки к сидевшим за столом друзьям, давая понять, что последняя фраза имеет к ним самое непосредственное отношение.
В этот момент на веранду вернулся Гонзага.
– А, здравствуйте, друг Масиел. Очень приятно, что вы навестили нас. Как поживает ваше семейство? Здоров ли ваш уважаемый родственник подполковник Франсиско де Паула Фрейре де Андраде? Я думаю, присутствующие поддержат меня, если я выскажу вам благодарность за этот оригинальный документ, который вы одолжили нашему почтенному канонику Луису Виейре да Силва. Он сделал замечательный перевод его.
– Как, – оживился Алварес Масиел, – падре уже сделал перевод текста американской конституции?! Это прекрасно! Я как раз обещал Тирадентису ознакомить его с ним.
– Какому Тирадентису? – с любопытством спросил Гонзага.
– Вероятно, вам будет интересно встретиться с этим человеком, – произнес Масиел. – Прапорщик Тирадентис очень колоритная фигура, и я в своей жизни редко встречал людей энергичнее его. Вчера вечером он только что прискакал из Рио.
– Прискакал?! – Гонзага нахмурился. – Вероятно, нахал, забрызгавший мой камзол вчера вечером, и был ваш прапорщик, прискакавший из Рио.
Масиел пожал плечами.
– Сомневаюсь. Хотя, впрочем, если он и совершил такой проступок, то, безусловно, не намеренно, и поэтому прошу вас проявить великодушие и простить ему это. Во всяком случае, постараемся не думать плохо о человеке из-за забрызганного по его вине камзола.
Гонзага ничего не ответил, но аргументы Масиела, видимо, не помогли ему изменить свое мнение о дурно воспитанном всаднике.
