Илья Дубинский-Мухадзе - Ной Буачидзе
Впрочем, не очень-то надеясь на благоприятный ответ истории, «левые», беспартийные, промышленно-торговые, либеральные, просто бульварные газеты требовали немедленного ареста участников съезда, требовали найти, наконец, Ленина. «Вечерняя биржевка», всегда славившаяся своей близостью к полиции и охранке, авторитетно свидетельствовала, что сыщики сбились с ног, но, увы, не в состоянии найти место, где заседает большевистский съезд. Меньшевистский «День» напоминал, что Ленин всегда был чрезвычайно умелым конспиратором.
И сейчас Буачидзе внезапно почувствовал, что мучившая его уже много дней тревога за жизнь Ленина неизмеримо уменьшилась. Ной больше не сомневался: съезд партии не поддастся на провокацию, не допустит, чтобы Ильич явился на суд.
Ной не колебался и в другом. Залпы, прозвучавшие 3 июля в Петрограде, покончили с идеей о мирном переходе власти в руки народа. Еще в Швейцарии, когда Ленин работал над своими «Письмами из далека», и позднее, в Петрограде, Буачидзе не раз слышал от Владимира Ильича, что вполне возможен мирный путь развития революции. Владимир Ильич утверждал: «Взяв всю власть, Советы могли бы… обеспечить мирное развитие революции, мирные выборы народом своих депутатов, мирную борьбу партий внутри Советов, испытание практикой программ разных партий, мирный переход власти из рук одной партии в руки другой».
Расстрел июльской демонстрации, все события, последовавшие в Петрограде вслед за этим, убедительно свидетельствовали, что пролетариат вынужден взяться за оружие.
— …Нам надо как можно быстрее связаться с Петроградом, — говорил Ной Буачидзе на собрании владикавказской группы большевиков. — Можно не сомневаться, что Шестой съезд нашей партии созван Лениным для выработки новой тактики. В нынешних условиях это может быть только курс на вооруженное восстание!..
Чуть погодя Ной продолжал:
— У нас, в самой запущенной во всех отношениях Терской области, где рабочие составляют только маленький оазис среди всего другого населения — казачества, иногородних, горцев, порою не сознающих свои интересы и слепо подчиняющихся национальным фанатикам, — будет, конечно, свой календарь. События будут развиваться по тем же законам, но далеко не в те же самые сроки, что в Петрограде и центральных городах. Может случиться, что уже разоблаченные в рабочих центрах претенденты на власть, всевозможные «партии» и группы еще будут у нас играть роль. Легко догадаться, на какой предмет во Владикавказе окопались около трех тысяч офицеров, начиная от подпоручиков и кончая генералами.
Киров бросил с места:
— Достаточно примера генерала Половцева, который, командуя Петроградским военным округом, слишком увлекся удушением революции и после июльских дней очутился во Владикавказе, и не рядовым лицом, а желанным гостем. Ему поручили формирование национальных горских полков.
— Совершенно справедливо, — подтвердил Буачидзе. — После бурных событий в Центральной России к берегам Терека, на хранимые богом курорты Минеральных Вод, ветер революции выбрасывает много дряни… Я думаю, — закончил Ной, — мы попросим Сергея Мироновича поехать в Петроград и установить связь с Центральным Комитетом партии. Очень надеюсь — и с Лениным!
…Вскоре после отъезда Кирова в Петроград небольшая дружная группа владикавказских большевиков пожинала первые плоды своих усилий. В сентябре в результате новых выборов председателем Совета рабочих и солдатских депутатов стал Мамия Орахелашвили. В состав президиума вошли Ной Буачидзе, Сергей Киров, Мария Орахелашвили, Георгий Цаголов.
Меньшевики и особенно эсеры, привыкшие хозяйничать во Владикавказском Совете, как в собственном доме, обозлились. Главным виновником всех своих бед и огорчений они считали Ноя Буачидзе. Изгнанные из президиума Совета Гамалея и Карапет Мамулов написали донос новому комиссару Временного правительства Звонареву: как же так, в Петрограде давным-давно отдан приказ об аресте Ленина, а здесь, во Владикавказе, его агент, также приехавший в Россию при помощи врагов отечества — немцев, заседает в президиуме Совета!
Запрятать Ноя в тюрьму эсеры очень хотели еще и потому, что были объявлены выборы в учредительное собрание. Список № 7 по Терско-Дагестанскому избирательному округу — список большевиков — открывался фамилией Буачидзе.
Товарищ прокурора Ксептер, а затем и сам прокурор барон Бернгоф вызывали Ноя, задавали ему множество всевозможных вопросов, но ордера на арест выдать все-таки не рискнули. Прокурор опасался, что, «принимая во внимание чрезвычайную популярность господина Буачидзе», такой шаг накануне выборов даст нежелательные результаты.
Меньшевики действовали несколько иначе. Они решили призвать Буачидзе и других большевиков к «партийной дисциплине». Как обычно, в актовом зале Ольгинской женской гимназии собралась объединенная социал-демократическая организация. Буачидзе с места в карьер заявил:
— Беру на себя смелость сказать, что пришло время взять быка за рога и задать вам, здесь сидящим, вопрос: с кем вы пойдете дальше — с большевиками или с меньшевиками? После Шестого съезда Российской социал-демократической рабочей партии большевиков, взявшей курс на пролетарскую революцию, существование объединенной организации невозможно. Массы должны знать, кто их друг, кто враг!..
К середине октября владикавказская большевистская организация имела в своих рядах более полутора тысяч человек. «Меньшевики могли после раскола навербовать не больше тридцати членов организации, — писал Мамия Орахелашвили в газете «Кавказский рабочий». — И среди этих тридцати безнадежно затерялась пара рабочих, изображающих собой сущих белых ворон среди окружающих породистых чиновников, докторов с «порядочной практикой» и просто собственников. А в довершение скандала лучшие работники из этой, не в обиду будь сказано, партии вскоре оставили эту трясину ничтожества, чтобы присоединиться к нашей работе».
Один из таких работников, в прошлом очень влиятельный в кругах меньшевиков, Симон Такоев, рассказывал рабочим завода «Алагир»:
— После раскола мы со Скрынниковым созвали общее собрание для проверки своих сил. Подсчет дал самые курьезные результаты. На собрание явилось не больше десяти человек, из коих восемь было интеллигентов, в том числе я, а остальные — рабочие. Печальным утешением нам могло служить лишь то, что судьбу меньшевиков разделила партия эсеров. В смысле массовой организации она также перестала существовать.
Свои политические симпатии, все растущее доверие к большевикам владикавказцы убедительно продемонстрировали при выборах в городскую думу. Большевики получили почти половину мест — тридцать восемь из восьмидесяти шести! Эсеры с трудом провели пять кандидатов, меньшевики — одного.
