Анатолий Житнухин - Геннадий Зюганов
В одном из солидных подарочных изданий об истории и современной жизни Орла[3] можно встретить утверждение, что «Орловская непрерывка» — это социально-экономический, но не градостроительный проект. Под этим подразумевается, что ее авторы и организаторы не уделили в свое время должного внимания эстетической стороне дела, увязке возводимых объектов с ландшафтами, сохранению исторического облика города, восстановлению памятников архитектуры, культурного наследия. Но, во-первых, напомним, что после войны на месте города были сплошные руины, и эти страшные раны пришлось залечивать более двух десятилетий. Огромная часть горожан долгие годы была вынуждена ютиться во всевозможных строениях так называемого барачного фонда и тесных «коммуналках». Те, кто на собственном опыте испытал, что такое «система коридорная», когда «на тридцать восемь комнаток всего одна уборная», как правило, не испытывают ностальгии по подобным условиям жизни, якобы способствовавшим формированию у советских людей чувства коллективизма. Такая жизнь неизбежно порождала обратное — маргинальное, люмпенизированное сознание отверженных. «Орловская непрерывка» дала людям возможность обрести не только человеческие условия существования, но и поверить в реальную социальную перспективу.
Во-вторых, в период работы Зюганова в Орле руководство города и области заботилось о культурно-историческом наследии края. Сам он не без оснований гордится тем, что приложил много сил к восстановлению усадьбы Спасское-Лутовиново, которая сгорела еще в начале двадцатого столетия, Дома-музея Тургенева, к созданию в Орле памятника Лескову, реконструкции музея этого замечательного писателя, открытию музея писателей-орловцев. Прекрасно вписались в городские ландшафты новые исторические памятники, авторами которых стали такие известные художники, как Бурганов или отец и сын Ореховы. Помнит Геннадий Андреевич то время, когда в городе был всего лишь один институт, а сейчас в нем — десять высших учебных заведений. Результатом стремления сохранить и приумножить культурные традиции города, издавна слывшего крупным театральным центром, стало строительство в нем нового драматического театра им. И. С. Тургенева, Театра юного зрителя, киноконцертного зала «Юбилейный». Эти объекты возводили не ради «галочек» — знали: люди в них нуждаются. Запомнился Геннадию Андреевичу такой, характерный для орловцев, эпизод. Как-то, уже в бытность секретарем горкома партии, пригласил он на гастроли в Орел один из старейших русских музыкальных коллективов — Пермский академический театр оперы и балета имени П. И. Чайковского. Однако когда в администрации театра узнали, что в городе живет лишь 300 тысяч человек, возможность гастролей была поставлена под сомнение — боялись, что придется давать спектакли при полупустых залах. Оказалось, напрасно беспокоились: несколько дней актеры играли на двух самых больших сценах, и в залах яблоку было негде упасть. А в День строителя, когда гости после торжественного собрания показывали «Жизель», они и вовсе были потрясены — нигде их так тепло еще не принимали. А ведь строители, как известно, народ не самый утонченный.
Орел — это любовь на всю жизнь. А особая гордость — орден, полученный за строительство родного города. С тех лет — и увлеченность Зюганова градостроением. Во время зарубежных командировок Геннадий Андреевич не упускает случая, чтобы поинтересоваться, в каком направлении развиваются современная архитектура, социальный облик городов, их инфраструктура. Прекрасно знает историю возникновения и строительства многих крупнейших мировых центров. Старается не пропустить проходящие в московском Манеже традиционные выставки «Зодчество», причем на одной из последних выступал, делился собственным опытом.
Участвуя в реализации планов развития города, Зюганов в полной мере прочувствовал, что такое личная ответственность партийного руководителя. «Орловской непрерывке» приходилось буквально прорываться сквозь многочисленные бюрократические препоны, поэтому часто приходилось действовать на свой страх и риск. Однажды, осуществляя руководство возведением крупного культурно-социального объекта в центральной части города — Летнего театра, Геннадий Андреевич, посоветовавшись со специалистами, пришел к выводу, что его можно построить и сдать в эксплуатацию значительно раньше намеченного срока. Однако проектно-сметная документация увязла на согласовании в министерстве. Принял решение: начинаем строить. И в самый разгар строительства из Москвы был задан сакраментальный вопрос: кто позволил? Над Зюгановым нависла угроза серьезного наказания вплоть до исключения из партии. Конфликт с министерством удалось тогда уладить с большим трудом.
В подобных условиях рисковать приходилось часто. Например, для того чтобы обеспечить необходимые темпы строительства Орла, нередко шли и на так называемое нецелевое использование средств, что считалось грубейшим нарушением с непредсказуемыми последствиями для виновных. Но иного выбора не было — на словах инновации всемерно поддерживались, на деле же пресс чрезмерно централизованного управления с каждым годом давил все сильнее. Впрочем, для Зюганова, как и для многих его сподвижников, выбор, конечно, оставался: гораздо проще было занимать более спокойную позицию в соответствии с действующими нормами и инструкциями и не форсировать обстоятельства. Но большинство партийных кадров тех лет привыкло ставить интересы общего дела выше личных. Этот основательно забытый ныне принцип, на котором воспитывалось поколение Зюганова, во многом объясняет характер поступков Геннадия Андреевича и в более позднее время, в период работы в ЦК КПСС.
Уместен вопрос: задумывался ли он в таких случаях о возможных последствиях, которые в любой момент могли самым негативным образом отразиться на его собственном будущем и карьере? Безусловно. Тем более что, окунувшись в беспокойную стихию партийной работы, он уже не мыслил своей дальнейшей жизни вне политической деятельности. Однако у Зюганова сложилось четкое разделение понятий «карьера» и «карьеризм». Последовательно пройдя практически все ступени политического роста, каждая из которых была, прежде всего, новой ступенью познания и опыта, он, будучи к тому же по своей природе и убеждениям патриотом-государственником, всегда болезненно реагировал на поведение всякого рода выскочек, готовых принести в жертву личной выгоде все, чем бы ни приходилось им заниматься.
Однако если раньше таким людям непросто было удержаться на плаву — карьеристов и приспособленцев не любили, более того — презирали, то в эпоху Горбачева — Ельцина карьеризм превратился в массовое явление. Особенно тяжелый ущерб нанесли стране либералы-полуинтеллигенты, которые в свое время, взгромоздившись на овощные ящики, ловко дурачили вконец дезориентированных обывателей на бесконечных митингах и прямо оттуда прорывались в коридоры новой, «демократической» власти. А ведь подавляющее большинство возомнивших себя в ту пору вождями масс не имели ни серьезных знаний, ни глубоких убеждений, ни сколько-нибудь пригодного для руководящей политической работы жизненного опыта. Например, у Сергея Шахрая за плечами были лишь должности ассистента юридического факультета и заведующего лабораторией МГУ. Встав после этого у руля национальной политики России, узрел он высшую историческую справедливость в том, чтобы осуществить территориальную реабилитацию репрессированных народов Северного Кавказа. Долго разъяснял ему Зюганов, что если Ельцину подготовят и дадут подписать подобный указ, то на каждом пятачке вражда начнется. Ведь люди приедут в места, где уже выросло два новых поколения. Да, было время, когда с этими людьми поступили несправедливо. Но давайте сделаем по-другому: выделим изгнанным со своих родных мест землю, дадим им компенсацию, поможем построить дома… Но, как ни предостерегал Шахрая от рокового шага Геннадий Андреевич, ничего не помогло. Хотя, казалось, приводил разумные доводы в соответствии со здравым смыслом. Но, видимо, тот в них не нуждался.
