Юрий Гальперин - Воздушный казак Вердена
Сегно вспомнил все, что видел в Мурмелоне при полетах «блерио»… Самолет вяло начинает разбег, и в этот момент его удерживают, чтоб не развернулся, резкими движениями руля поворота. Так… А как разворачиваться в полете? Ведь сам он этого не пробовал. «Справлюсь!» — все же решает Генрих. Приехав в Гатчину, где находился самолет, Сегно пробует мотор, несколько раз рулит по полю, привыкает к новому аэроплану.
Взлет удается сразу. «Блерио» в воздухе прекрасно слушается. Сегно пробует управлять педалями… Осторожно… Нос аэроплана рыскнул по горизонту… Понятно… Пора садиться… Полет по прямой, как когда-то с Шерэ, прошел успешно.
— И тут во мне пробудился лев, — говорил потом Сегно. — Я снова сел в самолет, смело сделал облет аэродрома, хотя на поворотах меня одолевало желание выпрямить аэроплан. Хорошо вышла посадка, и я поверил, что дальше все будет развиваться прекрасно, — я стал летчиком.
Когда Всероссийский аэроклуб получил из Франции «фарман», Сегно обратился за разрешением сдать на нем экзамен на получение пилотского диплома. Только столичный аэроклуб был членом Международной аэронавтической федерации и имел право выдавать «Brevet de Pilote Aviateur» (иначе, «Бреве»), но еще ни разу этим правом не имел возможности воспользоваться.
— Правление клуба, — вспоминал Сегно, — начало колебаться, можно ли мне доверить такую дорогую машину. Наконец было принято решение, что я внесу в кассу залог в размере пятисот рублей, которые мне будут возвращены в случае удачного полета. Если разобью, вся сумма пойдет на ремонт. Кроме того, я должен покрыть расходы на бензин и масло. Перед экзаменом разрешено сделать три пробных полета. Все обошлось благополучно, хорошо прошел весьма несложный экзамен.
— Я был первым, кто сдал экзамен на авиатора в Российской империи, и поэтому мне полагался первый номер «Бреве». Авгуры аэроклуба опять засомневались, вероятно желая сохранить это почетное место для кого-нибудь из вышестоящих. Однако я уперся — либо первый номер, или никакого не надо. Возвращусь к Фарману и там получу свой «Бреве». После долгих споров мне уступили, и 31 августа 1910 года я получил желанную книжечку в синей сафьяновой обложке с фотографией и надписями на русском и французском языках.
С той поры прошло три четверти века, вдруг прочитавший мою книжку американский историк пишет: «Неверно утверждение, что Генрих Сегно получил диплом № 1. Таковой был выдан А. Н. Срединскому, который незадолго до своей смерти в Париже переслал его мне. Этот диплом неоднократно видели бывавшие у меня советские ученые». Нисколько не сомневаясь в том, что сообщил мне В. Томич о хранящемся у него дипломе, я все же решил проверить утверждение Генриха Сегно. Обращаюсь к воспоминаниям летчика и ученого Н. А. Рынина — питомца того же аэроклуба — «В воздушном океане».
Лето 1910 года. В аэроклубе всего один «фарман» и один инструктор — Лебедев. Обучение происходит в Гатчине. Два молодых человека — Рынин и Срединский — записываются в аэроклуб. Август месяц, появляется второй инструктор — Генрих Сегно, он и берет себе в ученики… Срединского! Как же ученик получает диплом прежде учителя?..
Рынин рассказывает, что Срединский вылетел первым, а затем «доучивал меня», так как оба инструктора уехали: Сегно в Варшаву, Лебедев на соревнования.
Вот как сложно исследовать давно минувшие события. Вряд ли кто-нибудь теперь объяснит тайну двух дипломов № 1 Всероссийского аэроклуба…
* * *Велогонщик и цирковой трюкач Харитон Славороссов потерял покой — уже летают Ефимов, Уточкин, каждый день в газетах новые и новые имена русских авиаторов, а он все крутит педали. Отстал. Осенью 1910 года, когда стало известно, что состоится Всероссийский праздник воздухоплавания с участием самого Михаила Ефимова, Славороссов решает ехать в Петербург.
— С велосипедом все! — говорит он друзьям. — Летать хочу. Еду к Мише Ефимову, он поможет. Ефимов встретил Харитона хорошо.
— Загорелся, и тебя в летуны потянуло? Знаю, ты упорный и характер спортивный. Только вот что я тебе скажу: это господа могут летать, ничего не зная, что есть аппарат, что мотор. Да и то до поры до времени. Уже не один голову сложил, а покалечилось и того больше…
— Я не из робких… Не боюсь.
— Да не пугаю я, а предложить хочу — поработай у меня механиком, разберись, вникни во все, основа это, а там…
— Так я ж с удовольствием! — обрадовался Харитон. — Мне бы только к делу поближе.
— Вот и ладно, считай, договорились. Да и деньги пригодятся, что так проживаться, не разбогател ведь, а?..
— Откуда… — И Славороссов крепко пожал протянутую руку.
С утра и до поздней ночи Славороссов на аэродроме. Слесарь, пароходный машинист, он быстро постигал премудрости новой техники.
Начал с «блерио», на котором будет летать Ефимов. Красавец моноплан своими очертаниями больше других самолетов похож на птицу, раскинувшую крылья. И мотор красиво поставлен — впереди, вот только брызгается маслом прямо в лицо пилоту. Зато сидеть удобнее — есть кабина. Славороссов сравнивает «блерио» со стоящим рядом двукрылым «фарманом». Весь он опутан проволокой, между крыльями стальные ленты-расчалки. Впереди на крыле плетеное сиденье летчика, внизу, прямо в воздухе, висит подножка, там и педали рулей поворота. А руль высоты как навес над крыльцом, перед крыльями. Мотор позади пилота, пропеллер толкающий.
Славороссов вспомнил смешной случай. Запустили на «фармане» мотор, а самолет покатился хвостом вперед…
Летчик взъярился, орет на моториста:
— Ты что ж, проклятый, опять тянущий пропеллер поставил!.. Тогда Харитон и узнал, что разные бывают пропеллеры.
До начала состязаний Ефимов облетывал «фарман» капитана Мациевича. Перед нижним крылом стояли солдаты, упершись плечами в округлое ребро. Ефимов устроился на сиденьице, моторист взялся за лопасть пропеллера и крикнул:
— Бензин!
— Есть бензин! — Ефимов открыл кран бензобака. Вращая пропеллер, моторист засасывает горючее в мотор.
— Контакт!
— Есть контакт! — отвечает летчик. Резко рванув за лопасть пропеллера, моторист отскакивает в сторону.
Фыркнул, взревел мотор… Ефимов прислушался к его работе и махнул левой рукой. Солдаты, удерживавшие аэроплан, отскочили, «фарман» начал разбег…
Вся процедура эта, слова команд волновали Славороссова, как звук трубы боевого коня. Ефимов уже в воздухе. Харитон неотрывно следит за самолетом: «Когда же я?..»
Некоторые летчики, особенно из офицеров, не очень-то фамильярничают с механиками, мотористами, но со Славороссовым знакомятся охотно, помня его недавнюю славу велогонщика. Вскоре он знает всех участников праздника.
