Иван Вишняков - На крутых виражах
- Ничего, братки!
До аэродрома, где базировались "юнкерсы", оставалось не более пятидесяти километров. Небольшой, но трудный путь: впереди линия боевого соприкосновения войск, возможны встреча с вражескими истребителями, обстрел зенитной артиллерии. Однако думалось о другом - о способе выполнения налета: первый заход на цель предполагалось сделать с ходу, второй - после разворота на 180°. Вероятнее всего, к этому времени летчиков уже не будет на самолетных стоянках: уйдут ужинать и отдыхать. Значит, бомбардировщики, заправленные горючим, нагруженные боеприпасами, останутся неподвижными прицеливайся и бей по ним из всех видов оружия. Заманчивая перспектива!
Вопреки предположениям линию фронта, проходившую, как я уже говорил, юго-восточнее Мценска, по реке Зуша, мы пересекли без особых осложнений. С земли, затянутой темно-синей вуалью сумерек, всплескивались залпы зенитных орудий, хищно тянулись ядовито-красные трассы пулеметных очередей, похожие на гигантские плети, чтобы смахнуть нас с неба и обезопасить гитлеровские войска от удара с воздуха. Да, противник боялся бомбардировки или штурмовки, поэтому вел довольно плотный заградительный огонь. Но слишком малая высота, на которой мы летели, не позволяла ему вести прицельный огонь по нашим самолетам. К тому же мы предусмотрительно рассредоточились в строю.
Как только мы пересекли линию фронта, зенитчики прекратили стрельбу. Теперь под нами расстилался сплошной полумрак с багряными пятнами пожаров. Должно быть, каратели жгли деревни, жители которых как-то связаны с партизанами, а может быть, захватчики лютовали без всяких причин, захмелев от крови и насилия над мирным населением. Во всяком случае, в треугольнике, образованном Новосилем, Мценском и Орлом, я видел сполохи сплошных пожаров. При мысли о том, что в этих огненных омутах погибают Малиновцы, Лески, Затишья, Подлипки и Березовцы с их милыми, поэтическими названиями, в жилах моих клокотала ярость, утолить которую могло лишь море ответного огня.
С земли, конечно, уже не видно было солнца, да и мы проводили взглядом его рыжую макушку, нырнувшую за горизонт. Теперь ориентировались только по Оке и железной дороге, что пролегали справа от нас. Со станций и полустанков нет-нет да и постреливали в нашу сторону. Наверное, действовали по принципу: если не причиним вреда, то постращаем.
Над территорией, занятой противником, полет продолжался минут пятнадцать, но эти четверть часа показались нам очень долгими. Летели молча, на всем маршруте не обмолвились ни словом: такого строгого соблюдения радиодисциплины требовала обстановка. Сомнений в том, что неприятельские посты ВНОС сообщили о нас в свой вышестоящий штаб, не было и не могло быть, поскольку нашу группу не только заметили, но и обстреляли. Но противник не знал наших замыслов. Мы могли идти на станцию Залегощь или Благодатное, на Моховое или Хомутово, на Змиевку или Кромы. В этом заключалось наше преимущество: кто знает, когда и где ринутся в атаку "летающие батареи".
Тишину, царившую в наушниках шлемофонов, нарушил голос лидера штурмовиков:
- Вижу цель!
Капитан шел первым. Естественно, что он раньше других заметил объект штурмовки. Я тоже видел аэродром и самолеты, стоявшие в три ряда.
- Набираем высоту, - распорядился Шагинов.
Беру ручку управления на себя. Стрелка высотомера ползет по шкале вправо: 300... 500... 700 метров. Высота нужна "илам" для того, чтобы сверху ринуться на цель под углом до 30 градусов, прицельно сбросить бомбы, затем ударить реактивными снарядами и успеть вывести тяжелые машины из пикирования.
Продолжая набирать высоту, капитан Шагинов чуть довернул свою группу влево от аэродрома. Я понял его маневр: удар планируется вдоль рядов "юнкерсов", так эффективнее.
- "Маленькие", - обратился к нам, истребителям, ведущий штурмовиков, прикройте.
Подойдя к рубежу ввода самолетов в атаку, он скомандовал своим летчикам:
- За мной!
Чуть сгорбленный, словно спружинившийся для броска на свою жертву, страшный по своей силе "ил" клюнул носом и безудержно устремился вниз, где стояло около семи десятков вражеских бомбардировщиков. За командирской машиной пошли вторая, третья, четвертая, пятая и шестая. Должно быть, с земли штурмовики казались жуткими привидениями. Представьте себе: на вас неотвратимо пикирует крылатая громадина с пятнадцатиметровым размахом крыльев; тысяча семьсот пятьдесят лошадиных сил несут эту бронированную махину весом более пяти тонн со скоростью, превышающей четыреста километров в час; в стальном чреве этого "летающего танка" четыреста килограммов бомб, восемь реактивных снарядов, две двадцатитрехмиллиметровые пушки, кормовая пулеметная установка... Есть от чего прийти в ужас! Я не хотел бы оказаться перед лицом этой "черной смерти".
Мне удалось наблюдать лишь начало штурмовки, когда взорвались первые эрэсы и бомбы и над стойбищем пузатых "юнкерсов" взметнулся огненный вихрь. О, как ликовала моя душа, исстрадавшаяся по возмездию за лютое лихо, творимое ордами бесноватого Адольфа Гитлера! Единственное, чего я еще желал в эту минуту, - это чтобы багровый всклокоченный зверь яростно вгрызался в крылатых хищников фирмы господина Юнкерса на германской земле, вспоившей и вскормившей любителей разбоя. Думал: "Это придет, обязательно придет за Вислу и Одер!"
Штурмовики еще не закончили атаку, когда заговорила зенитная артиллерия. И как заговорила! Казалось, внизу заклокотал вулкан - таким плотным был огонь зенитных орудий и пулеметов, расположенных вокруг аэродрома Орел-гражданский. Кроме того, чуть в стороне и выше появилась туча немецких истребителей Ме-109. Вероятно, их подняли с соседнего аэродрома, где базировалась фронтовая авиация противника. В общем, обстановка для нас складывалась тяжелая: снизу огонь и сверху огонь, а в середине мы.
Однако, несмотря ни на что, штурмовики бесстрашно продолжали работать в этом клокочущем аду; выходя из пикирования с левым разворотом, сразу же готовились к повторной атаке. Обеспечивая их действия, Стоянов, Александрюк и я оказались на самой окраине Орла, где зенитный огонь становился еще более плотным. Это было настоящее буйство смерти. "Спокойнее, - мысленно говорю себе, - спокойнее, мы еще не до конца выполнили свой долг". А в уши врываются твердые как сталь слова:
- "Горбатые", делаем второй заход.
Это говорит Шагинов - железный капитан. А вот он уже приказывает нам, тройке "мигарей":
- Прикройте!
А как прикрыть? Разорваться, что ли? На нас обрушилась туча "мессеров", двадцать против троих!
- Огонь, ребята! - скомандовал Саша Стоянов и выпустил по своре "худых" два реактивных снаряда. Александрюк и я повторили залпы. И - о чудо! "мессершмитты" шарахнулись в стороны. Как они боятся эрэсов!
