Василий Чуйков - Сражение века
1 сентября правый фланг 6-й армии Паулюса соединился с левым флангом 4-й танковой армии Гота на реке Червленая в районе Старый Рогачик. К этому времени главные силы 62-й и 64-й армий уже были отведены на восток и занимали оборону по рекам Россошка и Червленая. Противнику удалось замкнуть клещи не по берегу Волги с захватом всего Сталинграда, а западнее его. Но в замкнутых клещах наших войск уже не было.
С этого времени главные силы 6-й армии Паулюса и 4-й танковой армии Гота были нацелены в основном на центральную часть города, вдоль железных дорог: Калач — Сталинград и Сталинград — Котельниково.
1 сентября немцы, по-видимому, подтягивали свои силы и занимали исходные позиции для дальнейшего наступления, а 2 сентября они подвергли сильной бомбардировке наши тылы, огневые позиции артиллерии и узлы связи. Наш запасный узел связи в балке Ягодной был выведен из строя. Гитлеровцы, очевидно, знали о расположении наших узлов связи и даже командных пунктов.
С утра 3 сентября после яростной бомбежки и артиллерийской подготовки немцы повели наступление по всему фронту. К 12 часам дня на левом фланге армии им удалось переправиться через реку Червленую. Командующий фронтом потребовал от нас немедленно восстановить положение. Генералу Шумилову было приказано выехать на высоту 128,2 и лично руководить контратакой.
Я и член Военного совета Абрамов со средствами связи и управления остались на командном пункте в балке Караватка, около хутора Попова. В середине дня к нам прибыл генерал Голиков. Ознакомившись с обстановкой и устно передав некоторые указания Военного совета фронта, он отправился дальше вдоль фронта. А через полчаса здесь началась бомбежка. Авиаразведка, по-видимому, обнаружила наш командный пункт. Уйти куда-либо в другое место мы не имели права: здесь связь, отсюда шло управление войсками, да и перемещаться по открытой степи под бомбежкой было невозможно.
Поэтому надо было сидеть и работать в блиндажах, перекрытых сверху не более как на четверть метра жердями и землей.
Мой рабочий столик с телефонами стоял напротив стола члена Военного совета Абрамова. Шесть квадратных метров площади с земляными стенками под низким перекрытием. Было жарко, душно и пыльно. Земля сыпалась через неплотно уложенные жерди и доски.
Просидев так несколько часов под бомбежкой, мы привыкли к ней и не обращали внимания на гул моторов и разрывы бомб.
Вдруг наш блиндаж будто подбросило кверху. Раздался оглушительный взрыв. Я не помню, как мы с Абрамовым очутились на земле, а столы и табуретки оказались перевернутыми. Над нами было небо, затянутое пылью; летели комья земли и камни, кругом раздавались крики и стоны.
Когда пыль несколько рассеялась, мы увидели в шести-восьми метрах от нашего блиндажа огромную воронку диаметром метров 12–15. Вокруг лежало несколько изуродованных трупов, валялись перевернутые автомашины, выведенная из строя радиостанция; проводная связь тоже оказалась нарушенной.
Промежуточный узел связи армии находился в районе поселка Ягодный, километрах в двух южнее основного командного пункта, который к этому времени был восстановлен. Я решил оттуда держать связь с войсками.
Вызвав свою машину с адъютантом Климовым и шофером Калимулиным, я направился в путь. Но едва мы выбрались из балки, как авиация противника начала снова бомбить наш командный пункт. Бомбили мелкими бомбами. Было видно, как Ю-88 на бреющем полете высыпали по десять-двенадцать бомб над балкой, а затем начинали гоняться за отдельными машинами. Один «юнкерс» устремился за нашей машиной. Тут нас спасли, скажу без прикрас, выдержка и расчет.
Не отрывая глаз от «юнкерса», я крикнул Каюму:
— Держи прямо и никуда не сворачивай!..
Увидев первую оторвавшуюся от самолета бомбу, я приказал повернуть резко направо. Машина на полном ходу круто развернулась градусов на девяносто. И пока бомбы долетели до земли, мы в это время отскочили в сторону метров на сто.
«Юнкере» сбросил около двенадцати бомб, но никто из нас не был ранен. Лишь на машине был пробит бачок аккумулятора, электролит вылился, и мотор не заводился. Все это происходило метрах в 300–500 от нашего командного пункта.
Пока Каюм возился с мотором, я поднялся на бугорок и увидел, как из хутора Цыбенко выдвигаются немецкие танки. Впереди десяток, затем другой, а в общем, около ста танков выходило из долины реки Червленой. Они выстраивались в колонну вдоль дороги, головой на север, в направлении к разъезду Басаргино.
И тут выяснилось, что когда авиация обрушила удар на войска и командный пункт армии, танки противника сумели преодолеть нашу оборону в районе Варваровка — Цыбенко. Сейчас эти танки находились в двух километрах от нашего командного пункта. Вскоре наша артиллерия открыла по ним огонь, и я решил не ехать на промежуточный узел связи. Вернувшись пешком к разбитому командному пункту, я снова встретился с генералом Голиковым, который, по-видимому, заехал узнать, что осталось от командного пункта.
Связь со штабом армии была уже восстановлена, и нам стало известно, что фашистские войска прорвали оборону 64-й армии не только возле поселка Цыбенко, но и около поселка Нариман.
Не лучше было на участке обороны 62-й армии. Там противник, прорвав оборону на реке Россошка, вышел на линию разъезда Басаргино.
До наступления темноты я оставался на командном пункте, и лишь ночью Шумилов отозвал нас всех на новый командный пункт в пяти километрах западнее Бекетовки, в лесу.
Войска 62-й и 64-й армий с тяжелыми боями отходили на последние позиции, к Сталинграду.
Нескончаемые людские потоки тянулись по дорогам. Колхозники, рабочие совхозов уходили целыми семьями. Они торопились к переправам через Волгу, угоняли с собой скот, увозили хозяйственный инвентарь — все ценное, чтобы ничего не досталось врагу.
Приведу несколько строк из воспоминаний директора животноводческого совхоза имени XIII лет РККА Дмитрия Ивановича Соловьева. Колонна его совхоза, эвакуировавшегося из-под Харькова, временно остановилась возле станции Прудбой на полевом стане Мариновского колхоза, что в 57 километрах западнее Волги.
«Чтобы быть в курсе событий на фронте, — пишет Соловьёв, — мы держали, связь с воинскими частями, спрашивали их, не угрожает ли нам опасность попасть в руки к фашистам со всем нашим совхозным добром.
Штаб танковой части, с которой мы поддерживали связь, ушел куда-то. Самолеты фашистов сбрасывали на нашу колонну бомбы и листовки, на бреющем полете обстреливали людей…
В ночь на 28 августа совхозная колонна выступила из Прудбоя. На дороге не было ни души, и нельзя было узнать обстановку.
