Вильфрид Штрик-Штрикфельдт - Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение
Генералы Малышкин и Благовещенский пошли на сотрудничество с Власовым, когда он заверил их, что не получает от немцев никаких субсидий. Власов заявил:
– Я – русский, один из миллионов пленных. Я не изменник, что бы Сталин ни говорил о военнопленных. Я люблю свой народ и хочу ему служить. Я могу это делать, только выступая за свободу и благополучие каждого. Пока что я больше ничего не могу. Я могу достичь каких-то успехов в борьбе за улучшение положения в лагерях военнопленных, если я твердо встану на защиту свободы и человеческого достоинства русского человека. Я не немецкий наемник! Многие немецкие офицеры искренне хотят помочь русским людям. Они предложили мне поддержку. Я решился сотрудничать с ними. Будущее покажет, что надо делать дальше.
Это вступление Власова к разговорам с бывшими штаб-офицерами Красной армии отвечало духу нашего соглашения в Виннице, когда он принимал свое окончательное решение. Как меня самого и моих товарищей-офицеров, так и Власова вдохновляла надежда, что право и здравый смысл неизбежно должны, в конце концов, победить. Эта надежда, даже, пожалуй, вера связывала нас. Сильное впечатление производило на меня, как он, не отступая от правды, откровенно признавая все трудности, с которыми ему и его немецким друзьям ежедневно приходилось бороться, всегда находил путь к сердцам своих земляков.
Путь, на который мы вступили, был труден, и только вера в правоту нашей борьбы поддерживала нас.
* * *В те дни 1942 года в «штабе Власова» на Викториаштрассе и вокруг него случались эпизоды, иногда комические, даже гротескные, а иногда и опасные. Таким был, например, эпизод с доставкой в «штаб» Малышкина из лагеря Вульхайде под Берлином.
Как на зло, именно в этот день Отдел ОКВ/ ВПр получил приказ Гитлера (несколько дней назад бежал из плена один французский генерал), грозивший, в случае побегов, самыми строгими (вплоть до расстрела) наказаниями лицам, ответственным за охрану пленных штаб-офицеров. Полковник Мартин ознакомил меня с этим приказом и предложил мне взять конвой для препровождения Малышкина. В моих глазах русский генерал был уже нашим союзником. И я подумал, что вряд ли Малышкин под конвоем почувствовал бы себя союзником.
– Нет, – сказал я, – конвоя не нужно.
– Ну, как знаете, я должен был вас предупредить. Вы несете ответственность.
Полковник Мартин, как всегда, понял меня, и в то же время он должен был подчиняться приказу. Он оставил дело на мое усмотрение, хотя и сам рисковал при этом.
На вокзале Фридрихштрассе Малышкин, одетый в гражданский костюм и не имевший еще никаких документов, вдруг исчез из моих глаз в людской толчее, – я просто потерял его из вида. В панике я бегал взад и вперед по лабиринту незнакомого мне вокзала городской электрички. Нет Малышкина. Наконец я вспомнил старое правило, что нужно вернуться на то место, где видел человека в последний раз. Там он и стоял – на платформе прибывающих поездов! Он сказал мне, улыбаясь:
– Старое правило, также и у блатных.
От Власова он слышал только, что попадет в особый лагерь ОКВ, но местонахождения его не знал; поэтому он решил, подождав некоторое время, добираться, расспрашивая встречных, в Военное министерство на Александерплац.
– Почему именно на Александерплац? – спросил я.
– Мы еще в школе учили, что в Берлине есть Александерплац, в честь Александра I, освободившего немцев от Наполеона, – сказал Малышкин.
Того, что на Александерплац помещалось Главное управление полиции, он не подозревал, как и серьезной опасности для его «охранника» из-за приказа Гитлера.
Выдающейся личностью был также вскоре примкнувший к маленькой группе «конспираторов» на Викториаштрассе генерал-лейтенант Георгий Николаевич Жиленков, которому пришлось, наряду со Власовым, сыграть решающую роль в Русском Освободительном Движении.
Один из безымянных, выживших среди миллионов круглых сирот, так называемых беспризорников (которые после бурь революции и гражданской войны кочевали по широким просторам России и частью были перевоспитаны, а частью массами уничтожены самым жестоким образом), он, подобно многим другим, благодаря врожденному уму и выносливости, выбрался из болота полного социального разложения. Он быстро сделал карьеру и стал комиссаром в Главном политическом управлении Красной армии.
В начале войны он был назначен комиссаром одной из армий, а когда был убит командующий армией, сам принял командование.
Армия была разбита, Жиленков скрылся в массе бежавших красноармейцев, но попал в плен. Потом он вызвался добровольно работать шофером и перевозил боеприпасы и продовольствие в районе между Минском и Смоленском и тем спасся от расстрела по «комиссарскому приказу» Гитлера или от голодной смерти в лагерях.
Благоприятная возможность открылась ему летом 1942 года, когда Треско и Герсдорф решили создать так называемое пробное соединение – русскую бригаду. Жиленков рискнул и открыл им свое комиссарское прошлое, но Треско был человеком, не боявшимся опасной ответственности. (Тогда оба они еще не могли знать, что отдадут свои жизни за те же идеалы свободы и человеческого достоинства в борьбе против диктатуры – по ту и по эту сторону фронта.)
Треско передал Жиленкову и Боярскому командование «пробным соединением» группы армий «Центр», образованным из части, носившей название «Русской национальной народной армии». Бывший до, тех пор ее командиром, любимый и уважаемый солдатами полковник К. Г. Кромиади, должен был сдать командование, как и другие старые эмигранты, – на основании уже упоминавшегося приказа Гитлера.
Соединение это – бригада – под командой русских офицеров, после испытания на фронте, должно было послужить ядром крупных русских формирований. Этот новый, многообещающий опыт, в котором, казалось, начнет осуществляться замысел, названный Браухичем, осенью 1941 года «решающим исход войны», сорвался, как мы узнали, после вмешательства фельдмаршала фон Клюге, запретившего формирование бригады и приказавшего распылить ее на отдельные батальоны, распределив последние по немецким полкам. Жиленков и Боярский, ссылаясь на соглашение с Треско и Герсдорфом, заявили, что не были и не будут немецкими наемниками. Они готовы бороться вместе с немцами, пока русские и германские интересы идут параллельно, то есть до освобождения русского народа от сталинского режима. И только.
Фельдмаршал фон Клюге посчитал это бунтом и приказал их арестовать как мятежников и судить.
Обоих удалось спасти от осуждения: Треско и Герсдорф немедленно отправили их из группы армий «Центр» в ОКХ – под защиту Гелена и Рённе. Там, в Лётцене, коменданту «привилегированного» лагеря военнопленных капитану Петерсону пришлось решать нелегкую задачу: обращаться с обоими офицерами как с «союзниками» и в то же время держать их под охраной как «мятежников». Он вышел из положения, поговорив с обоими как солдат с солдатами.
