Джеффри Робертс - Вячеслав Молотов. Сталинский рыцарь «холодной войны»
12 апреля 1942 г. Рузвельт написал Сталину, предлагая, чтобы Молотов приехал в Вашингтон обсудить «весьма важное военное предложение, связанное с использованием наших вооруженных сил таким образом, чтобы облегчить критическое положение на Вашем… фронте»11. Позже выяснилось, что Рузвельт говорил о втором фронте во Франции – Советы педалировали эту тему с июля 1941 г. К такому предложению Рузвельта – как минимум частично – подтолкнули беседы, которые провел в начале 1942 г. новый советский посол в США Максим Литвинов.
Когда в мае 1939 г. Молотов занял место Литвинова, бывшего наркома иностранных дел отправили на пенсию, но после нападения немцев в июне 1941 г. он быстро вернулся в строй. В конце июля он вновь появился на дипломатической арене, когда, судя по всему, работал переводчиком Сталина на встрече с Гарри Гопкинсом. Ту же функцию он выполнял в сентябре во время беседы Сталина, Бивербрука и Гарримана. 6 ноября Молотов объявил Литвинову, что тот назначен советским послом в США. О важности такой должности свидетельствовал указ Политбюро о предоставлении Литвинову звания заместителя наркома иностранных дел12.
Учитывая репутацию и опыт Литвинова, его возвращение имело большой практический и политический смысл. Он был всемирно признанным антифашистом, и в Штатах его хорошо знали по переговорам, которые привели к установлению советско-американских отношений в 1933 г. Но появление Литвинова не нравилось Молотову. Они были личными соперниками с 1930-х гг., когда Молотов, будучи советским премьером, начал вмешиваться во внешнюю политику. Литвинов не входил в Политбюро и завидовал, что Молотов в большей мере приближен к Сталину. Впрочем, назначение в Соединенные Штаты позволило ему быть в курсе секретной переписки генсека и американского президента.
Главной темой, которую продвигал Литвинов на посту посла – он занимал его до середины 1943 г., – была необходимость самого активного сотрудничества, слаженности и единства союзников во время войны. Именно поэтому он всячески приветствовал открытие второго фронта во Франции, которому придавал большое политическое и военное значение. 20 января 1942 г. Литвинов отправил Молотову длинную телеграмму с просьбой санкционировать разговор с Рузвельтом по поводу англо-американского вторжения в Европу. Поскольку второй фронт уже не был столь уж насущным вопросом, Молотов не стал торопиться с ответом. Он телеграфировал Литвинову две недели спустя: «Мы приветствовали бы создание второго фронта в Европе нашими союзниками. Но Вы знаете, что мы уже трижды получали отказ на наше предложение о создании второго фронта, и мы не хотим нарываться на четвертый отказ. Поэтому Вы не должны ставить вопрос о втором фронте перед Рузвельтом. Подождем момента, когда, может быть, самисоюзники поставят этот вопрос перед нами»13.
Литвинов следовал полученным инструкциям, но в последующих беседах с Рузвельтом хватался за каждую возможность направить президента в нужное русло14.В результате тот прислал Молотову приглашение, которое Сталин принял 20 апреля и объявил, что его нарком иностранных дел приедет в Штаты после визита в Лондон.
КОМАНДИРОВКА МОЛОТОВА В БРИТАНИЮ И США
В мае–июне 1942 г. Молотов посетил Лондон и Вашингтон; это была его первая заграничная командировка после берлинских переговоров в ноябре 1940 г. Сначала 20 мая он прилетел в Шотландию, оттуда сел на лондонский поезд. Останавливался нарком в Чекерсе – загородном имении для британского правительства к северу от столицы. Там Молотову не очень-то понравилось. Позже он жаловался на отсутствие душа и вообще сравнивал удобства размещения в пользу США. Молотов привез с собой охрану, а ложась спать, клал возле кровати револьвер – по крайней мере, так утверждал Черчилль, а его свидетельствам не всегда стоит верить. Сопровождал наркома генерал-майор Федор Исаев из Генерального штаба, который консультировал его по военным вопросам. По неудачному стечению обстоятельств в Лондоне Исаев выпал из машины и повредил колено. Ему пришлось остаться на лечение, и в Штаты Молотов уехал один.
Молотов получил от Сталина два задания: продолжать переговоры о советско-английском торговом договоре и продвигать план второго фронта. Камнем преткновения в обсуждении договора служила польско-советская граница, поскольку англичане были не готовы признать советскую аннексию Западной Белоруссии и Западной Украины.
В качестве компромисса Молотов предложил оставить этот вопрос открытым и поручить его решение СССР и Польше. Иден был готов согласиться, но ему не хотелось отказываться от обязательства по сохранению целостности, которое Британия предоставила Польше. Второй спорный вопрос состоял в том, что Молотов настаивал на секретном протоколе, который даст СССР право заключить после войны пакты о взаимопомощи с Финляндией и Румынией – это позволило бы ему ввести в свою сферу влияния два враждебных государства.
По поводу второго фронта Черчилль полагал, что он мог бы возглавить вторжение на территорию Франции к концу года, но предпочел бы отложить его до 1943 г., когда поднакопятся человеческие и материальные ресурсы. 23 мая, через два дня дискуссий, Молотов отправил Сталину пессимистичный отчет: «Проявляя специальное личное внимание ко мне (завтрак, обед, длительная личная беседа в Чекерсе), Черчилль по существу двух основных вопросов ведет себя явно несочувственно нам… Все последние беседы создают у меня впечатление, что Черчилль выжидает событий на нашем фронте и сейчас не торопится договариваться с нами… Видимо, и в США благоприятных перспектив для моей поездки нет, но обещание приехать придется выполнить»16.
В тот же день Молотов снова встретился с Иденом. Британский министр сделал новое предложение: Британия и СССР подпишут договор о взаимопомощи на двадцать лет. 24 мая Молотов отправил Сталину проект соглашения. Телеграмму подписал не только Молотов, но и Майский; ее текст состоял всего в одной строке: «Мы считаем такой договор неприемлемым, это просто пустая декларация, которая Советскому Союзу не нужна»17. Не устраивал договор потому, что в нем не было никаких обязательств по поводу советских границ или организации послевоенного мира – а Молотова командировали в Лондон заниматься именно этими вопросами. Сталин решил по-иному. «Проект договора, переданный тебе Иденом, получили, – телеграфировал он через несколько часов. – Мы его не считаем пустой декларацией и признаем, что он является важным документом. Там нет вопроса о безопасности границ, но это, пожалуй, неплохо, так как у нас остаются руки свободными. Вопрос о границах, или скорее о гарантиях безопасности наших границ на том или ином участке нашей страны, будем решать силой»18.
