Алекс Громов - Нарком Берия. Злодей развития
В середине 1937 года в Красной армии начались массовые репрессии против комсостава. 11 июня 1937 года состоялось заседание Специального судебного присутствия Верховного суда СССР по делу «антисоветской троцкистской военной организации» или «делу Тухачевского», согласно которому ряд высокопоставленных офицеров Красной армии обвинялись в заговоре с намерением захватить власть в стране. Среди обвиняемых были маршал Тухачевский, командармы Якир, Уборевич и Корк, а также председатель Центрального совета Осоавиахима Эйдеман, военный атташе при полпредстве СССР в Великобритании Путна и другие.
Судебное заседание заняло всего один день, обвинение было признано доказанным. В числе преступлений значилась связь с изгнанным из страны Львом Троцким, подготовка захвата Кремля силой оружия, терроризм, военный саботаж, шпионаж в пользу Германии. Все обвиняемые были приговорены к смертной казни и расстреляны в ночь на 12 июня.
Еще до этого 31 мая 1937 года в Москве в своей квартире застрелился видный советский военный деятель, армейский комиссар первого ранга Ян Гамарник. Причиной самоубийства стало принятое накануне решение политбюро ЦК ВКП(б) об отстранении Гамарника от работы в Наркомате обороны и исключении его из состава Военного совета. Кроме этого приказом народного комиссара обороны Гамарник был уволен из РККА вообще. А поводом для столь суровых оргвыводов стало его заступничество за Тухачевского.
Гамарник по болезни находился дома, и 31 мая к нему приехали замначальника Политуправления РККА Булин и управляющий делами Наркомата обороны Смородинов, которые и сообщили обо всех решениях. Понимая, что в ближайшее время он будет арестован, Гамарник застрелился сразу после ухода посланцев Ворошилова.
Сталин пообещал разгромить внутренних врагов Страны Советов еще раньше. Недаром начальник Разведуправления Красной армии Семен Урицкий в своем письме от 27 сентября того же года напоминал Ворошилову: «…1 мая 1937 г. после парада у Вас на квартире вождь сказал, что враги будут разоблачены, партия их сотрет в порошок, и поднял тост за тех, кто, оставаясь верным, достойно займет свое место за славным столом в октябрьскую годовщину».
Племяннику покойного председателя Петроградской ЧК верноподданнические заявления не слишком помогли — не прошло и полутора месяцев с момента написания этого письма, как сам Урицкий был арестован, обвинен в шпионаже и антисоветском военном заговоре и после жестокого следствия расстрелян.
Московские и другие процессы1 ноября 1937 года тогдашнее руководство НКВД во главе с Николаем Ежовым составило список обвиняемых, которых планировалось приговорить к смертной казни на закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР. Поскольку это происходило в разгар борьбы с так называемыми троцкистами, то и в список попали те, кто был обвинен в причастности к «троцкистскому заговору». К этому моменту состоялись уже два судебных процесса над троцкистами, были осуждены и расстреляны Зиновьев, Каменев, Радек, Пятаков. Из подписанного Сталиным списка от 1 ноября были вычеркнуты несколько имен — их вождь намеревался судить публично, что и произошло в марте 1938 года (процесс по делу «Антисоветского право-троцкистского блока», или Третий московский процесс).
17 января 1938 года был избран Президиум Верховного Совета СССР. Это был Верховный Совет первого созыва, учрежденный новой Конституцией СССР 1936 года как высший представительный и законодательный орган государственной власти в стране. Он пришел на смену прежним высшим управляющим органам — Съезду Советов и Центральному исполнительному комитету, деятельность которых официально прекратилась с началом в январе 1938 года первой сессии Верховного Совета. Выборы в Верховный Совет прошли за месяц до того. Президиум (председатель, 11 (впоследствии 15) заместителей, 24 члена) должен был избираться из числа депутатов в начале работы Верховного Совета каждого созыва, что и было исполнено. 17 января 1938 года председателем был избран Михаил Калинин, а одним из членов Президиума стал Лаврентий Берия.
Среди аргументов сторонников «непричастности» Берии к массовым репрессиям 1937–1938 годов в масштабе уже всей страны — Берия стал наркомом внутренних дел СССР только 25 ноября 1938 года, сменив на этом посту «кровавого карлика» Ежова. Но и будучи заместителем наркома, Берия успешно занимался организацией репрессий. Среди прочих до наших дней дошел красноречивый документ:
«Спецсообщение Н. И. Ежова и Л. П. Берия И. В. Сталину с приложением следственных материалов на М. Е. Кольцова
27.09.1938
Сов. секретно
Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину
Направляем Вам справку по агентурным и следственным материалам на Кольцова (Фридлянда) Михаила Ефимовича — журналиста.
Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Ежов
Начальник ГУГБ УГБ НКВД СССР Берия
СПРАВКА
Кольцов (Фридлянд) Михаил Ефимович — журналист, член ВКП(б), депутат Верховного Совета РСФСР.
В 1918–1919 гг. Кольцов сотрудничает в газете ярко выраженного контрреволюционного направления «Киевское эхо». Содержание статей Кольцова того периода характеризуется «жалостью» к врагам революции, смакованием «жестокостей» большевиков и пасквилянтством.
В № 1 «Киевское эхо» от 13 января 1919 года в статье, озаглавленной «Жалость», Кольцов писал: «Семьи осужденных или сами расстреливаемые ползали у ног красноармейцев, плакали, рвали на себе волосы, умоляли о пощаде и жалости. В этих случаях расстрел был особенно жестоким и потрясающим».
«Я был в Москве: мне нужно было разделываться за фельетон о чрезвычайке, напечатанный в одной из московских газет. Я провел на Лубянке пятнадцать жутких и душных минут».
В 1921 году, будучи направленным НКИД в Прагу для работы в газете «Новый путь», Кольцов получал письма от кадетского журналиста Полякова-Литовцева, встречался с белоэмигрантскими журналистами, в частности с Петром Пильским.
В 1930–1931 годах под влиянием критики в связи с «зеленым голодом» Кольцов был настроен оппозиционно:
«Колебания он испытывал вправо. Именно тогда я встретил у Кольцова вернувшегося из ссылки Марецкого, Кольцов отзывался о нем хорошо, говорил, что Марецкий очень нуждается. Кольцов часто рассказывал о голоде, недовольстве и волнениях среди крестьян в связи с перегибами в колхозной политике».
В связи с арестами врагов народа Антонова-Овсеенко и других Кольцов высказывал большое смятение и растерянность.
Зимой 1937–1938 гг., проходя мимо дачи Серебрякова, Кольцов с сожалением и грустью сказал:
«Да, опрокинулся Серебряков. Теперь ему больше ничего не надо: ни дачи, ни участка, ни сада, ни площадки.
